Вверх
Вниз

AUSTENLAND. Ожившие романы Дж.Остин

Объявление

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » AUSTENLAND. Ожившие романы Дж.Остин » Constance Mozart » Dir, Seele des Weltalls


Dir, Seele des Weltalls

Сообщений 1 страница 13 из 13

1

Вдова непризнанного гения осталась одна с двумя детьми и долгами мужа.
Но готова ли она продать их пытливой блондинке из будущего?

0

2

Музей — это помойка истории, не больше и не меньше. Здесь концентрируются те материальные свидетели эпох, которым не хватило веса, ценности, индивидуальной важности или значимости, чтобы навсегда остаться в своем времени, срастись с ним, прожить его и истлеть. Музеи — нечто вроде пузырчатой реальности, выпячивание в паутине времени, куда сваливается барахло с разных временных нитей. Ривер была в этом уверена, потому и не любила музеи.

Имея почти неограниченные возможности побывать в любой точке времени и пространства, Ривер привыкла восхищаться вещами, принадлежащими своей эпохе. Внутри эпохи. Вместе со всеми ее представителями. Это как предпочитать заповедник зоопарку. Да, животных в нем поменьше, но им куда комфортнее в естественной среде обитания.

Так и с вещами.

Потому, даже получив степень доктора археологии, Ривер не стала бывать в музеях чаще. Лишь по особым приглашениям или в те моменты, когда у того или иного межгалактического музея вдруг просыпался интерес к той или иной давно потерянной вещице. Вот тогда у Ривер просили помощи.

Сегодня же приглашение не сулило большого гонорара, не завлекало редкими экспонатами. Малый Лунный музей при университете Новой Новейшей истории не так давно получил категорию Си-2 — музей, содержащий редчайшие экспонаты из прошлого, настоящего и будущего. И судя по благодушным отзывам критиков, музей находился на пике популярности. Что могло заставить их обратиться к Ривер?

Впрочем, ответить на этот вопрос было не сложно. Лунный университет — место, в котором она училась, и в котором какое-то время работала. Разумеется, они всегда знали точно кого порекомендовать для решения тех или иных проблем. Так что приглашению Ривер не удивилась, удивилась приписке "как можно скорее".

Она поспешила. И, похоже, не зря.

— ...Понимаете, профессор, пару дней назад они начали пропадать. И мы сначала подумали, ну загуляли. Сначала-то девчонка исчезла, студентка с Ашас-9. Помните Ашас-9? Планета уж очень строгих нравов. Разумеется, как только эти детки оказываются в более... эм... приятных условиях, — вещал директор Нар, — они тут же пускаются во все тяжкие.

Ривер понимала. Девушек на Ашас-9 не выпускают из дома до совершеннолетия. Но и после к ним всегда представлена нянька.

— Но на этом не кончилось. Пропали еще три студентки — все землянки. Потом охранник, Джим Перри Стивенсон — он работал в нашем музее со дня открытия, он бы не сбежал просто так. А позже экскурсовод Шато-Дела-ла.

Директор Нар — рослый мужчина среднего возраста в полукруглых очках, синей музейной форме и гравиботах — заискивающе улыбнулся Ривер. Видимо, репутация летела впереди нее.

— Профессор Ила говорила о вас, как о крупном специалисте в этой области.

Профессор Ила могла. Ксенобиолог, специалист по гуманоидным  и догуманоидным расам, шикарный игрок в бридж и просто очаровательная женщина, может, и не была другом Ривер, но определенно относилась к категории приятных для общения знакомых. Так что теперь многое становилось на свои места. Ривер кивнула и наклонила голову набок, продолжая вникать в рассказ.

В музее на протяжении недели пропадали люди, полиция была, всё осмотрела, блаблабла, но ничего не обнаружила. Экспонаты все на месте, появились даже новые.

На этом моменте Ривер отвлеклась от созерцания черепной костяшки сокопыта и повернулась к Нару.

— Новые?

— Да, статуи например. Мы решили, что это флэшмоб. Когда привезли шкатулку Моцарта и Сальери, они словно возникли из неоткуда. Вокруг нее. Так занятно. Жаль камеры видеонаблюдения оказались отключены. Думаю, это работа нашего пиар-менеджера — Синди. Вот только Сидни тоже никак не удается найти. Но посетителям статуи нравятся. Все делают селфи...

Статуи.

Ривер тряхнула головой и прервала директора, чуть приподняв ладонь.

— А я могу взглянуть на эти статуи?

— Конечно. Музыкальный зал прямо за поворотом.

Директор поправил очки и пропустил Ривер вперед, судя по шаркающим шагам позади, он ощущал себя в ее компании неловко. Интересно, что было тому виной? Репутация профессора Сонг была крайне... противоречивая, тут уж не поспоришь. Но подобного смущения Ривер не ожидала совсем. Слишком хороша для него? Или слишком опасна?

Музыкальный зал производил впечатление прямо с порога. Голографические проекции на стенах — лица известных земных и не только земных композиторов, собирающиеся из мириады звезд — завораживали. Что ж, Ривер пришлось признать, что этот музей действительно был не так уж плох.

— Кантата "Dir, Seele des Weltalls", — прокомментировал Нар музыкальную тему, звучащую в зале.

— Моцарт, — согласилась Ривер.

Красиво. Без сомнения. Вот только ей было не до музыки. За стеклянной витриной, будто пронизанной со всех сторон лучами прожектора, стояла резная шкатулка — небольшая, в нее поместились бы разве что письма. Или украшения. Вряд ли книга или ноты...  Но не это было главным экспонатом в зале. Может, музейные работники и полагали, что подсветить нужно именно ее, Ривер же была уверена в другом.

В освещении нуждались три статуи, стоящие с трех разных сторон от шкатулки.

Плачущие ангелы.

Без сомнения красивый ансамбль, эффектно, свежо, чертовски опасно. Ривер бы аплодировала пиар-менеджеру стоя, будь эти статуи муляжами. Но нет. Ривер точно знала: Плачущие ангелы были живыми. Три Плачущих ангела в полутемной комнате.

Блестяще...

Они стояли  друг напротив друга. Какова была вероятность того, что, попав под взгляды собственных соплеменников, статуи окаменели навсегда? Один из десяти... Нет. Один из ста, Ривер просто не могло так повезти.

К тому же, стоит вспомнить о пропавших людях. Много? Нет. Для трех Плачущих ангелов невозможно мало. Они, должно быть, очень голодны. Так почему же настолько аккуратно выбирают жертв?

Они здесь не ради наживы. Их привлекает что-то другое. И что же, Ривер, что? Думай...

Ривер лукаво улыбнулась и постучала кончиком пальца по губам. Что интересного можно отыскать в музыкальном зале с единственным значимым для людей экспонатом по середине?

— А что за шкатулка? Так она Моцарта или Сальери?

— О! Мы не так давно раздобыли ее у частного коллекционера. По одним данным она принадлежала Моцарту, по другим — Сальери. Вы ведь знаете, что он не травил Моцарта, а...

— Знаю.

Ривер знала. С Моцартом ей встретиться не пришлось, а вот Сальери показался заносчивым, высокомерным, но не подлым.

— Так вот. По слухам, эта шкатулка содержит нечто поистине великолепное! Говорят... там внутри общее творение Моцарта и Сольери.

Ривер не позволила себе отвлечься от наблюдения за статуями. Слишком большой риск.

Не моргай!

Впрочем, не похоже было, что они собираются нападать. Будто... стерегут шкатулку. Или ждут, пока ее откроют. А может быть, и правда окаменели навсегда. Но что ж они так глупо попались в собственную ловушку?

— По слухам? Никто не пытался ее открыть?

— О! Конечно пытались. Но ей все ни по чем. Честно говоря, она кажется латунной безделушкой, но металл не так прост. К тому же есть записка.

— Записка?

— Да. Вы читаете на немецком?

Ривер кивнула, не намереваясь упоминать все языки, которыми она в той или иной степени владела. Не это, опять же, не это было сейчас важным.

Директор Нар махнул рукой, указывая на витрину — чуть в стороне, в углу. Ривер подошла ближе.

— Смотрите на статуи, Нар. Внимательно смотрите. И не думайте моргать.

Директор помассировал виски и нахмурился.

— Но...

— Считайте это продолжением вашего флэшмоба.

По-видимому, Нар не нашел подходящего аргумента, стянул очки, сунул их в карман и уставился на серые фигуры ангелов.

Убедившись, что ее просьба выполняется, Ривер склонилась над запиской:

открыть сие будет возможно лишь
в момент, когда на земле заплачут ангелы,
и лишь ключом, в том скрыта соль.

Бессмыслица. На губах Ривер расцвела улыбка. Очаровательная бессмыслица. До чего же ей нравится! Никогда еще музеи не подкидывали ей настолько интригующих задачек.

Что было ясно уже сейчас?

Витрина под сигнализацией. Сигнализация пустяковая, а у Ривер под рукой звуковая отвертка (подарок Доктора, прекрасный подарок, прощальный подарок).

Ангелы не способны открыть шкатулку, иначе уже сделали бы это. Они выжидают. Тоже неплохо.

Директор Нот — землянин, рослый, сильный, но с Ривер в скорости реакции ему не тягаться. Потому он и оседает на пол после аккуратного захвата. Проспит полчаса, главное, убрать его подальше от ангелов. А еще...

...Жужжание отвертки заставляет свет в комнате мигнуть. Ангелам не нравится то, что она делает, а Ривер ощущает, как гулко стучит сердце в предвкушении быстрого, очень быстрого бега.

Десять — и шкатулка в ее руках, пять — записка сфотографирована и сохранена в памяти коммуникатора, ноль — ...

— Помогите кто-нибудь! Директор упал! У него приступ! Врача! — тащить рослого директора прочь из опасной комнаты и стараться не уронить спрятанную под курткой шкатулку — та еще задача, но Ривер справилась. Желающие помочь сбежались со всего музея. Ей удалось просочиться сквозь толпу под предлогом вызова медиков (хотя те наверняка уже спешили к месту происшествия).

Свобода...

Выйти из музея с экспонатом за пазухой? Легко! Но обязательно через сувенирный магазинчик — Доктор обожает такие места. Ривер выбрала самую яркую сумку, сунула туда шкатулку и расплатилась мелочью из карманов. Охранник на входе со скучающим видом заглянул в обновку.

— Это что?

— Шкатулка Сальери. Или Моцарта. В сувенирном купила. Класс, правда? Как настоящая!

Новый охранник, конечно новый, старый так вовремя исчез (скорее всего, он в прошлом, может быть, даже в прошлом Моцарта — если повезло), безразлично повел плечом, и оглядев Ривер с ног до головы, улыбнулся.

— Девушкам нравятся такие безделушки, верно? Потом куплю своей.

— Прекрасный выбор, дорогой! — подыграла Ривер.

..А вот и сад. Аккуратные скамейки, узкие дорожки, присыпанные мелкими цветными камушками — обточенные морем стекляшки, но очень красиво — всё это ждало Ривер на улице.

Фонтаны, кусты, статуи. Да... Это место просто кишело ангелами. И им всем была нужна шкатулка, которую Ривер теперь несла за собой. Ангелы двигались следом — медленно, но двигались.  Смотреть только на них, не мор-гать! Статуя слева исчезла из поля зрения, Ривер успела во время увернуться — протянутая каменная рука почти коснулась ее спины.

Нужно было бежать, не только из этого пространства, но и из времени, короткими прыжками, чтобы запутать преследователей. Конечный пункт назначения уже был ей известен. Заглянуть в шкатулку — обязательно заглянуть внутрь, но дело выгорит лишь в том случае, если Ривер отыщет подходящий ключ. А кто еще может знать такие личные вещи, как не верная жена?

Ривер спешно ввела в манипулятор несколько временных координат и запустила процесс. Немного потрясет, волосы будут торчать во все стороны и... эх, только бы ее не стошнило на маргаритки Констанции Моцарт, иначе будет чертовски неловко.

Ривер нажала на пуск и лишь тогда позволила себе закрыть глаза.

0

3

Если что и мучило Констанцию кроме забот об устройстве детей, отсутствия денег для этого самого устройства, так это кошмары по ночам. В них милый сердцу муж снова и снова умирал. И ей каждый раз хотелось проснуться до того, как отрешение от мира, захватившее её тогда, придёт к ней во сне. Боялась того, что сойдёт с ума окончательно и не сможет вырваться из этого плена? В этом никто не мог упрекнуть её. Да и некому было.
Просыпаться в неотапливаемой, пустой комнате было неуютно. По-прежнему было непривычно просыпаться и не обнаружить привычной за восемь лет брака записки от него. "Милая моя жёнушка" — так или с некоторыми вариациями начиналось каждое из них. Теперь это безвозвратно ушло. Первое время, в порыве горя, молодая вдова сожгла многие из них. Смешная попытка избавиться от счастливого прошлого. Думать от этого меньше она не стала.
Оставшись вдовой, тем более бедной, в долгах, она вынуждена была продавать то немногое, что у неё было — ценимое мужем певческое дарование и его работы. Но денег от этого не прибавлялось, а долги казались бесконечными. Тем более много работать женщина не могла — постоянные проблемы со здоровьем отнимали слишком много сил, а привычные курорты были не по карману.
Да и что занесло её сюда? Небольшой перерыв, который она была вынуждена взять, снова поселиться, теперь с меньшим размахом, но выбрала тот же дом. Тут всё было родным, знакомым.
Началось новое утро. Предстояло заняться наведением порядка в её келье (так Констанция насмешливо называла небольшую комнату, в которой жила). Когда придёт Софи? Сестра отчего-то отказалась жить с ней, а ведь это было бы экономнее. Если бы то была Алоизия, она бы ещё поняла — старшая сестра не оставила своих замашек, даже согласившись на это турне, представлявшееся ей "фантазией нищенского воображения". Но Констанция была благодарна и за это. Всё же у Алоизии голос, который продаёт произведения Вольфганга, а это важно.
Софи должна прийти, что бы закончить с платьями, которые они в очередной раз перешивали. И обещала принести что-нибудь к завтраку. У неё бесподобные штрудели, а вот Констанция совсем разучилась их печь.
Пока в джезве недовольно булькает кофе, женщина плотнее кутаясь в шаль, думает об одной находке.
Рассказать о ней Софи? Как могло такое случится, что она не знала о существовании этой вещицы? Давно бы продала. Но даже неопытный взгляд подсказывал, что выручить за это достаточно денег не получится. А уж попытки протолкнуться в оценщикам и вовсе вспоминала с едким разочарованием. Те разводили руками и предлагали невероятно нищенские суммы. И шкатулка оставалась в доме молчаливым напоминанием, что они были слишком беспечны и бесконечно сорили деньгами. Вот что в ней такого? Констанция даже не могли припомнить, чтобы видела проявленный мужем интерес к вещице. Ключ конечно был, но вдова не могла его провернуть в замке. Никакому гневному воздействию и попыткам взлома вещица тоже не поддавалась. И тем не менее не выходила из головы у Констанции. Какие тайны могли бы у мужа от неё? Да какие угодно! Взять хотя бы отношения с его сестрой, количество бесконечных любовниц в разных городах (сейчас это вдруг стало ей любопытно), но сейчас они все меркли перед незатейливой вещицей, хранящей тайну ото всех. Возмущённые чувства женщины ещё не улеглись, когда она забрала кофе и вернулась с ним в комнату (пить его на промозглой, заливаемой дождём кухне не хотелось совсем). Но её оборвали на середине пути.
— Констанция! Тебя там спрашивают, — громко окликнула её старшая дочь квартирной хозяйки (или её сестра — у обеих в равной степени противный голос). — Позвать?
— Я выйду сама, — раздосадованно бросила вдова Моцарта. — Отнесёшь кофе в мою комнату? — Пусть хоть немного пошевелится и бросит разговаривать с ней как с жалкой приживалкой (ну и что с того, что она уже несколько месяцев не платит полной суммы?). Никакой радости от встречи женщина не ждёт. Ну кто может к ней прийти, да ещё и с докладом? Наверное опять кредиторы, хотя они расстались только вчера. От этой назойливости она устала, а потому выходит к двери раздражённая ещё больше, чем с утра.
— Что вам угодно? — без приветствия говорит вдова, помедлив с тем, чтобы отвести взгляд от бессмысленного созерцания щедро политых дождём цветов в не слишком аккуратных клумбах. Но даже когда их взгляды встречаются, Констанция не испытывает к незваной гостье симпатии. Облегчения не испытывает тоже, потому что у её незавидного положения очень много лиц.

0

4

1792 год... Ривер перепроверила координаты, отключила навигацию манипулятора, чтобы не тратить лишнюю энергию, и огляделась. Птицы пели где-то в кронах деревьев. Минуточку. Деревья? В Вене? Впрочем, это для пятьдесят второго века настоящие деревья в Вене — что-то близкое к чуду, в восемнадцатом веке всё наверняка было иначе.

Ривер провела рукой по волосам, недовольно разглаживая торчащие во все стороны кудри. Всё неплохо, еще бы не проклятое статическое электричество — последствие работы манипулятора. Манипулятор не отправил ее на людную улицу, скорее в парк или в лес... Ривер глянула под ноги, с интересом изучая протоптанную множеством ног тропинку. Парк. Отдаленная его часть. Что ж, в Вене всегда было достаточно парков, осталось отыскать выход из этого, подобрать подходящую по случаю одежду и найти нужный адрес.

Со временем, годом и местом она не ошиблась — это хорошо, впрочем и все остальное никогда не было для Ривер Сонг проблемой.

Тропинка привела к изящной изгороди, изгородь — к воротам. На встречу попадались в основном прогуливающиеся парочки, явно не бедные и одетые по моде (по моде своего века, разумеется). Ривер нужна была одежда, но пара  — это всегда сложно. Лишний шум, лишняя паника, внимание опять же. Вынув из кармана жилетки зеркальце и помаду, Ривер неспешно накрасила губы. Вот бы навстречу попалась одинокая женщина — высокая, с хорошей грудью и... Ох, это же восемнадцатый век! Мода на худых, бледных, затянутых в корсеты. Тяжеловато придется подыскивать что-то подходящее ее фигуре в этом времени. Вот если бы был под рукой гардероб ТАРДИС. Но нет. Сейчас всё было сложнее.

Шокировать людей на улице чересчур изысканным внешним видом — на женщину в брюках оборачивались все, даже уличные мальчишки-беспризорники — очень уж не хотелось, но выбора не было. Первый же магазин одежды оказался тем местом, где Ривер ловко сменила удобные штаны на куда менее удобное платье — длинное, элегантное, с глубоким декольте, но явно не самое дорогое. И точно не самое комфортное. Ботинки она намеренно оставила свои. Во-первых, под платьем было не видно, во-вторых, было ясно, что Плачущие ангелы непременно отследят ее путь и придут сюда. Да, оставалось надеяться, что они явятся тогда, когда Ривер здесь уже не будет. Но лучше было не рисковать и обеспечить себе хотя бы минимум удобства.

— А оплата, фрау?

Ривер лукаво улыбнулась очаровательному парню, выжидающе замершему с обрезом ткани в руках. Галлюциногенная помада — универсальный способ заставить мужчину замолчать. Впрочем, в сложившейся ситуации и поцелуй Ривер сам по себе подействовал бы схожим образом. Потому что парень покраснел, пробормотал, что принесет сдачу и скрылся в подсобке.

Он не сразу вспомнит, что денег ему так и не дали, а уж сдачу и вовсе сдавать не с чего. Но когда всё же вспомнит, Ривер точно будет уже далеко. Паренька было даже жаль, но подходящих денег с собой у Ривер не имелось. Признаться, у нее вообще не было с собой никаких денег — в них никогда не было потребности. Прихватив подходящую к платью тряпичную сумочку, она с трудом, но сунула внутрь шкатулку, звуковую отвертку и коммуникатор, а затем направилась к выходу.

Как стать невидимкой для Вены восемнадцатого века? Будь как все, будь обычной. Ривер неторопливо перешла на другую сторону дороги, задумчиво глянула на экипаж, дожидающийся кого-то у бакалеи, небрежным жестом погладила лошадь по носу и поинтересовалась у кучера, не подскажет ли он, как добраться до нужного ей здания.

Знание языков было приятным подарком от ТАРДИС, даже когда будки не было по близости, так что кучер, не заподозрив ничего дурного, пояснил женщине, как лучше пройти к нужному дому и куда сворачивать не следует ("Тот еще квартал, тем более по утрам. Одни пьянчушки"). Впрочем и дом, в котором жила Констанция Моцарт, по мнению кучера, относился к крайне "обедневшим, нуждающимся в ремонте" домам. Что ж, Ривер помнила, как перед своей смертью жил Моцарт, и представляла, какое количество долгов досталось его жене.

Может, шкатулка поможет исправить положение? Если в ней найдется что-то поистине ценное, конечно. Но могла ли Ривер отдать ее содержимое Констанции? Только если сама шкатулка после займет законное место в музее.  Шкатулка торчала из сумочки, так что Ривер оставалось верить, что она не найдет ее же, но более раннюю версию здесь, у вдовы Моцарта. Или найдет... Но будет ли это опасно для времени и пространства, Ривер не знала.

Она свернула с центральной улицы и прошла мимо двухэтажных домиков, затем мимо богодельни и магазина с колокольчиком, позвякивающим на ветру.

У нужного дома она простояла пару минут, наспех выдумывая хоть какую-то легенду. Все идеи казались априори странными. Все, кроме правды... Впрочем, по собственному опыту Ривер знала, как ловко можно говорить правду и только правду, умудряясь при этом лгать. Стоило попробовать и в этот раз — дозировано, четко и...

Она постучала.

— Констанция Моцарт?

Дородная дама лет сорока лишь фыркнула и повела плечом.

— Сейчас позову.

Констанция вышла через пару минут — бледная, уставшая женщина, по-своему красивая, но явно нездоровая. Ее взгляд блуждал по саду. Ривер проследила за ним и задумалась: что видит в этом саду хозяка? Запустение. Кругом запустение. Весна, скоро лето, а подсохшие еще с зимы цветы так и остались среди новых, расцветающих многолетников. У деревьев слишком много сухих веток, листья, опавшие еще осенью, разметены лишь на дорожках, а у клумб лежат и гниют.

Наверняка когда-то это место было красивым.

— Что вам угодно? — поинтересовалась Констанция.

— Мое имя Ривер Сонг. Я ученый. Археолог. И я хочу поговорить с вами... — Ривер на мгновение засомневалась. Фрау? Нет... — Констанция. Мы можем поговорить? Разговор не пойдет о ваших долгах или налогах. Мне нужно лишь, чтобы вы ответили мне на пару вопросов, связанных с одной занятной вещицей, вероятно, принадлежавшей вашему покойному супругу.

Ривер тщательно подбирала слова. Констанция могла выгнать ее на улицу или впустить в дом. Всё зависела от того, насколько точно она обозначила свою позицию. Возникнет ли между ними хотя бы призрачное доверие? Ривер решительно поймала взгляд женщины и осторожно улыбнулась.

— Я не требую от вас ничего. Всего лишь разговор. Уделите мне пару минут?

0

5

Боже праведный! Этого ещё не хватало. Констанция была ужасно далека от всей этой учёности. И что теперь от неё понадобилось? Женщина не представляла, да не очень-то и хотела. Ей уже осточертели эти бесконечные визитёры.
Поэтому ничего удивительного, что на сей раз Констанс прошлась по незнакомке пренебрежительным взглядом: такое счастье выпадало ей нечасто. Всё больше приходилось быть загнанной в угол жертвой. И она от этого очень устала. Поэтому сейчас это было её торжеством над опостылевшей действительностью. Но всё же её пугал сам факт такого визита и настороженность никуда не ушла. Ещё бы! Она и знать не знала об этих — как она сказала? — археологах. Кто такие, что делают? Как не странно, но за именем её мужа охотились многие. Сначала он доставлял неудобство своим творчеством, теперь своей загадочной смертью. В какой интерес действительно можно было верить?
— Прежде, чем мы пройдём в мою комнату, — Констанция не могла отказать себе в удовольствии похозяйничать в доме, который когда-то с шиком был арендован мужем. Она пропустила гостью в тесный коридор. Небольшое, но с претензией отделанное помещение (по правде сказать, утратившее свой шик лет десять назад, более не поражающее гостей дороговизной) встречает женщин полумраком. Взгляд Констанции на одну из хозяйских дочек высокомерен и исполнен достоинства. Она снова несёт себя, как жена маэстро Моцарта. К ней могут прийти не только кредиторы. Женщины проходят в просторную, светлую столовую.
Позже, когда они сидят одни в комнате, служащей гостиной этому дому, Констанция вновь становится серьёзной. Ей до сих пор неясна цель визита Ривер.
— Так что же вы хотите? Мы сидим здесь уже полчаса, а говорим о вещах лишь отдалённо напоминающих мне целенаправленный разговор. Я не нуждаюсь в похвалах моему мужу. Как никто другой, я знала, что он заслуживает славы и признания, а ему было отказано в этом, — с неподдельной горечью говорит вдова. Она снова вспоминает испытания, которые были ими пройдены. А они были с самого первого дня вторичного приезда Моцарта в их дом, пусть к тому времени и сменившийся. — Обычно у меня стремятся узнать подробности его...его кончины. Я устала повторять это. — Констанция встаёт и снова меряет шагами комнату, как она делала это несколько минут назад. — А вот чего хотите вы? Ноты я не продаю. О творчестве могу рассказать весьма скупо. — Она облокачивается о потёртую столешницу и в упор смотрит на гостью. — Давайте перейдём к делу. Поначалу вы показались мне куда более решительной и именно поэтому я вас пустила.
Немного поразмыслив над словами фройлен Сонг, фрау Моцарт наконец сказала.
— Я хочу услышать правду. Какую ценность представляет эта шкатулка? Но совсем не гарантирую того, что знаю, о чём речь. Мой муж покупал невероятную массу приятных безделиц для всей семьи. Я потеряла им счёт, — разумеется, ни о какой правде не могло быть и речи, пока гостья не будет достаточно убедительна. Констанция не отличалась ни наивностью, ни доверчивостью, как это могло показаться. Она утратила черты той беззаботной женщины, которая была счастлива со своим гениальным супругом и в достатке и в бедности, которая их преследовала с завидным постоянством.
Сейчас ей больше всего хотелось покончить с этой тёмной историей, которой никто до Ривер не интересовался. И тем подозрительнее был этот интерес. С другой стороны этот интерес её саму заразил любопытством, зажигая в душе хоть какое-то подобие жизни, какой она жила прежде.
К Сальери женщина не питала ничего, что выходило бы за рамки банальной вежливости. Между ними исчезло последнее и единственное связующее звено. Он не появлялся в её жизни со дня похорон мужа, хотя, казалось, в отличие от остальных, слово своё держал. Её дети были пристроены в хорошие дома и им было обеспечено образование. Для себя Констанция ничего не просила, потому они и не виделись. Но значил ли визит фройлен Сонг, что им предстоит вскоре увидеться? Это была история без ответов и Констанции всё больше хотелось их получить.

0

6

В доме было тихо и уютно, несмотря потертую мебель, часть из которой и вовсе закрыта чехлами, и устойчивый запах плесени. Наверняка где-то наверху протекала крыша. Когда-то этот дом  был живым и ухоженным. Теперь — это холодный и мрачный призрак минувших дней.

Ривер прошла в гостиную, по пути разглядывая подсвечники на камине, изящные фигурки. Устроившись в предложенном ей кресле, Ривер на мгновение задержала взгляд на паре изящных фарфоровых кружек, позабытых на кофейном столике — видимо, прислуги здесь не было, а хозяева не стремились заниматься уборкой.

Впрочем, дом не принадлежит, да и не принадлежал никогда Констанции Моцарт в полной мере. Хотя ее гордый взгляд, осанка, педантичность и недовольство окружающим беспорядком — всё это выдавали в ней истинную хозяйку. Хозяйку, потерявшую то, чем когда-то владела.

В гостиной было холодно. Ривер никогда не была придирчива к температуре окружающей среды — гены повелителей времени давали о себе знать, — но холод здесь ощущала даже она. Холод и сырость. Впрочем, это было даже привычно для восемнадцатого века. Правда ни дров, ни корзины для угля рядом с камином она не заметила. Дом не отапливался, либо отапливался, но редко.

Ривер заговорила с ней о погоде, о прохладе за окном, немного про политику — но видно было, что Констанция не особенно интересуется положением дел в столице. Ривер просто пыталась нащупать общие темы, найти безопасную зону, в которой собеседнице будет комфортно, но той будто было неудобно всё. Что ж, и психопатке ясно, что дело не в теме разговора, дело в напряжении, витающем в этом доме — напряженное ожидание встречи с кредиторами, страх оказаться на улице, боль от потери супруга. Ривер не знала, права ли она в своих умозаключениях, но факт оставался фактом: Констанция Моцарт не намеревалась вести светские беседы, она желала знать, с какой целью пришла Ривер, разобраться со всем поскорее и наверняка отправить ее подальше — из ветхого дома и такой же обветшалой жизни.

— Так что же вы хотите? Мы сидим здесь уже полчаса, а говорим о вещах лишь отдалённо напоминающих мне целенаправленный разговор. Я не нуждаюсь в похвалах моему мужу. Как никто другой, я знала, что он заслуживает славы и признания, а ему было отказано в этом, — сказала Констанция. Ривер понимающе кивнула в ответ. Временами ей очень хотелось поделиться особенно важными спойлерами.... Но путешествия во времени опасны для тех, кто слишком много болтает.

Где-то за камином заскрипел настырный сверчок — тихо так заскрипел, будто только-только проснулся.

— Давайте перейдём к делу. Поначалу вы показались мне куда более решительной и именно поэтому я вас пустила, — продолжила Констанция.

Ее туфли не стучали, а шуршали по паркету — худая, почти невесомая, изможденное тело и усталый взгляд — такой видела ее Ривер. Именно это и сбивало с толку. Впрочем, внутренний стержень в этой женщине был. Определенно был. Хватало одного того лишь взгляда, чтобы понять — перед ней действительно сидела вдова одного из величайших композиторов во Вселенной.

Ривер тянуть не стала, не было в этом никакой нужды. Проблемы следовало решать, потому как с минуты на минуту их могло стать еще больше. Плачущие ангелы и время были слишком дружны, так что в гонке по временной паутине даже с вихревым манипулятором Ривер ждал бы досадный проигрыш.

— Шкатулка. — Ривер вынула из сумочки шкатулку и положила ее на столик, чуть сдвинуть кофейные чашки, в конце концов кофе ей не предложили. — Вы видели такую шкатулку когда-нибудь? Может, у вашего супруга, а может быть, у Сальери?

— Я хочу услышать правду. Какую ценность представляет эта шкатулка? Но совсем не гарантирую того, что знаю, о чём речь. Мой муж покупал невероятную массу приятных безделиц для всей семьи. Я потеряла им счёт.

Недоверие, опаска, непонимание — всё это старательно скрывалось под маской безразличия. Ривер с восторгом улыбнулась.

Обожаю!

Эта женщина определенно не была так проста и уж точно не была наивна. Она подмечала детали, внимательно слушала каждое слово и делала собственные выводы — сильная, умная, но очень уставшая. Наверное, такими и бывают по-настоящему сильные женщины, потерявшие мужей навсегда.

Сердце неприятно кольнуло.

Чашечки на столике легонько звякнули, когда Ривер сдвинула шкатулку подальше от края. Было ясно одно: она не услышит от Констанции ни слова, пока не расскажет правду. Или хотя бы полуправду, к правде не была готова ни Констанция, ни время, в котором она жила.

— Вы слышали когда-нибудь страшные истории о Плачущих ангелах? Быть может, муж рассказывал вам о них. Или страшилки на ночь. Знаете... их иногда рассказывают, если дети отказываются лечь по своим кроваткам? Плачущие ангелы, — Ривер поерзала в кресле и подалась вперед, решительно глядя на Констанцию. — Существа, превращающиеся в камень, когда на них смотрят. Но стоит моргнуть, а может быть, на мгновение отвернуться, они оживут и заберут ваше время... Время вашей жизни, отправят вас в прошлое и поглотят энергию не прожитых вами лет. Плачущие ангелы. Ваш супруг хоть когда-нибудь, может быть, один — единственный раз... Хоть раз...

Ривер тоже поднялась, она подошла к Констанции ближе и улыбнулась — мягко, понимающе, с состраданием — этому научил ее Доктор.

— ...хотя бы раз он говорил с вами об этих существах? Хоть раз упоминал, что спрятал в шкатулке? А он спрятал, Констанция. Потому что теперь эти существа очень, очень сильно хотят открыть шкатулку. Но им нужен ключ.

"Без ключа не вскрывать," — так завещал Моцарт. Вот она, эта надпись, по краю шкатулки. Надпись, письмо, устные приказания — всё это шло со шкатулкой в комплекте. И пока никто не посмел ослушаться.

Никогда не была послушной девочкой!

Записка холодила карман, но про нее Ривер пока молчала. Нет, нужно было подождать. Чуть позже она непременно спросит, поинтересуется ее вероятным смыслом, но для начала нужно было разобраться, стоит ли вмешивать в это дело Констанцию. Или она просто невинный участник событий, о которых не имеет ни малейшего представления. Да и знать о них ничего не желает.

0

7

«Говорить, заставить её говорить правду», — преследует естественная мысль. Но с какой вероятностью можно обхитрить человека, который, как бы это невероятно не звучало, пришёл из чуждого ей мира. Хотя Констанция ей не верила. Даже не смотря на то, чем увлекался её муж. Она всегда насторожено относилась к тому, чему Вольфганг посвящал последние годы жизни. Сам по себе натура эмоциональная, он приходил с этих встреч взвинченный больше обычного. Даже если бы погружён в чёрную меланхолию размышлений, далёкую от неё. Но её любопытству и даже попыткам  ссориться был положен решительный конец. Тогда фрау Моцарт научилась слушать. Сначала не вмешиваясь в часы уединения Вольфганга, потом в разговоры бывавших в их доме гостей. А после доверие вернулось и к ней.
Потому то, о чём говорила Ривер было ей вполне понятно. Словно загадочная гостья сообразила говорить с ней на одном языке. Стало немного легче. И почему же она стала ей доверять? Хотя женщина несла какой-то очень убедительный бред. Это к мысли о масонах и том, что сейчас ей казалось неправильным в визитёрше.
— А откуда вы знаете о них? Если даже вам о них что-то неясно, то в наше время..., — разумеется, она слышала. Но если в трезвом уме они звучали как бред, то стоило Вольфгангу выпить лишнего, то убедительнее рассказа услышать было невозможно. И в то же время он её пугал, убеждая, что его время украдено Плачущими ангелами. Именно поэтому он с таким жаром творил. Искал достойных и работал на незаслуживающих уважения. Чтобы просто успеть подарить миру всё, чем горел. Констанции снова стало грустно. Тоска по Вольфгангу стала, казалось, естественной частью её жизни с того холодного декабрьского утра.
От Ривер захотелось отшатнуться и в тоже время принять её сочувствие. Но вдова была не вполне уверена, что к ней остался хотя бы один искренне расположенный человек в этом мире.
— Это могло быть что угодно. Я знаю мужа слишком хорошо. — в её душе снова заворочалась старая ревность к уже истлевшим призракам. За такой «ценностью» точно не стали бы гоняться. — Это может быть любая безделица в подарок от какой-нибудь любовницы, — как не странно, но это слово давалось ей легче других, потому что даже при жизни мужа она не придавала им серьёзного значения. Разве лишь к одной... — Могу быть письма, долговые расписки, что-то от отца или сестры. Мне было доступно не всё. — Констанция выжидательно помолчала, словно взвешивая, верят ли ей. — А могли быть собраны самые дорогие сердцу партитуры, или не проданные, или..., — женщина взмахнула руками, отошла к окну. — Я ничего не знаю. Если бы речь шла об этом проклятом «Реквиеме», то я отправила бы вас к Францу. Хотя я даже не знаю, как они обошлись с его работой. Последнее письмо я получила в январе. Но там ничего не было сказано о шкатулке. Ничего. Но вы о ней знаете. Откуда? — взгляд брюнетки снова стал пронизывающим. — Мой муж спрятал это от глаз тех, кто был с ним рядом, а теперь вы желаете знать его секреты даже достав их из его могилы. — Но тут же усмехнулась сама себе. — Только вам никто не скажет, где она. Никто не желает знать, где он обрёл покой. Если конечно это можно назвать покоем для него. — похороны мужа не смотря на бесконечные сплетни вокруг её на них отсутствия, были для Констанции незаживающей раной. И наверное это чересчур резко выразилось в её тоне и чертах похудевшего лица. Устав стоять, женщина снова опустилась на ближайший стул. На этот раз ближе к окну, отстранённо перебрала лепестки стоявшей тут же, отцветающей петунии. И ждала ответа.

0

8

До чего выразительные были у этой женщины глаза. Ривер с интересом наблюдала, как мелькают в них эмоции, будто кадры на кинопленке. Да, Констанция была очень и очень сильной женщиной, впечатляющей натурой, вот только она могла сколько угодно скрывать свои эмоции — достаточно было просто глянуть в эти глаза, и лёд ломался на сотни кусков.

Констанция осторожничала. Разумеется, она не доверяла Ривер, а кто бы на ее месте доверял? Единственное, что действительно можно было сказать, наблюдая за поведением этой одинокой женщины, она понимала, о чем речь. Точно слышала, знала о плачущих ангелах. Но пыталась не показать собственного интереса, хотя он скользил в каждом случайно брошенном на шкатулку взгляде, в каждом движении рукой.

Ох уж эта бедная петуния — цветы не любят прикосновения, но тонкие бледные пальцы с едва заметной сетью морщинок так настырно терзали ее листья...  Волнение, сомнение, неуверенность. Но ни капли страха.

О, потрясающе!

История семьи Моцарт, пожалуй, один из немногих пробелов в знаниях Ривер. Невезение — не иначе. Просто никогда раньше она не интересовалась музыкой этого периода, всегда находила что-то поинтереснее. Вселенная безгранична, разве нет? Впрочем были вещи, которые она без сомнения знала — слышала о смерти Моцарта, немного о его жизни, семье — но никогда не погружалась в детали, до этого самого дня не было такой потребности. Теперь же потребность появилась. Важно было разузнать, что скрывает Констанция, а до этого — убедить ее в том, что она может (и должна) довериться незнакомке.

Что ж, убеждать Ривер умела, но давить лишний раз не хотелось. Любое давление, чрезмерная настойчивость, неприличное упрямство и спешка заставят Констанцию еще дальше спрятать свои секреты.

— Если внутри партитуры, письма или какие-то документы, принадлежавшие некогда вашему дорогому супругу, я всё верну. Более того, я бы очень хотела, чтобы мы с вами открыли шкатулку вместе. Его личные вещи меня не интересуют. Не сомневаюсь, после его смерти наверняка находятся любители покопаться в грязном белье, но... Я пришла вовсе не для этого. Я ищу решение одной очень давней проблемы. Подозреваю, она старее большинства цивилизаций. Всё просто, Констанция: я хочу знать, как уничтожить плачущих ангелов. Хочу понять, как уберечь вселенную от них, уберечь время... Эти существа непобедимы, сейчас непобедимы. Но они следуют за мной, потому что в моих руках сейчас эта шкатулка. Они не тратили бы время и собственные силы на игру в преследователей, если бы не понимали: содержимое шкатулки способно навредить.

Ривер перевела дыхание и мягко взглянула на Констанцию. Пожалуй, эту женщину можно было назвать красивой, вот только бледность и худоба всё портили, черты лица заострились и теперь на нем слишком выделялся нос.

— Я знаю, как это звучит. Слишком безумно, чересчур неестественно, ненормально даже, но это правда. Я не сумасшедшая, я просто не отсюда. И есть вещи, которые покажутся вам во мне слишком странными. Это нормально. Так бывает, когда появляются путешественники...

Она хотела добавить "во времени", но промолчала. Ривер уже и так слишком многое сказала, но сказать было необходимо, только так оставалась надежда получить ключ. Или узнать, где его искать.

— Ваш муж не оставил ключа? Небольшого, самого что ни на есть обычного ключа для того, чтобы однажды можно было открыть эту крышку?

Констанция всё еще молчала и это было естественно. Любому на ее месте потребовалось бы время, чтобы всё осознать. Истеричные натуры уже выставили бы ее за дверь, аналогичным образом поступили бы и те, кто никогда, ни единого раза в жизни не слышал о плачущих ангелах. Так сделали бы многие, но не Констанция Моцарт, а значит...  Ривер решилась. Доверие на доверие, ведь так? Это работало не всегда, но временами Вселенная сама подсказывала ей правильный ответ.

— Есть записка... Она была передана вместе со шкатулкой. Думаю, вы сможете опознать почерк вашего покойного супруга. А еще, быть может, вы поможете мне разгадать загадку?

Ривер извлекла из кармана записку, положила ее перед Констанцией и процитировала содержание:

— Открыть сие будет возможно лишь
в момент, когда на земле заплачут ангелы,
и лишь ключом, в том скрыта соль.

Когда записка оказалась в руках Констанции, Ривер замолчала. Лишние вопросы или комментарии сейчас не требовались. Не требовалось и торопить женщину — теперь Констанция всё должна была решить сама. Ветерок невесть откуда ворвавшийся в комнату, неприятно уколол плечи. Где-то наверху хлопнули двери — сквозняк. Такой большой дом, а кажется настолько пустыми и одиноким...

Ривер поднялась, прошлась по комнате к окну. Петунии повесили светло-розовые головки. За окном накрапывал дождь — ненавязчивый, мелкий, будто водная взвесь витала в воздухе. Ветерок заставлял кусты пританцовывать и дрожать будто ведьм, затеявших шабаш. Вот только что-то было не ладно...  Интуиция никогда не подводила. Простой и незамысловатый пейзаж: пара кустарников под окном, клумбы, скамейка. Ничего не обычного, так в чем же тогда дело?

Она не сразу поняла, что проблема не за окном. На это потребовалось время.

— Фактически ваш супруг пишет о необходимости открыть эту шкатулку, когда на земле появятся Плачущие ангелы. Констанция... Ваш муж был масоном? Могущественные люди, тайный круг? — поинтересовалась Ривер, анализируя собственные ощущения.

Масоны знали многое. Отчасти потому, что среди них было множество пришельцев. К слову, в масонской верхушке и вовсе не было землян, не для них создавалась эта организация. Что-то вроде дочерней компании Прокламации теней. Вот только они ничем на Земле не распоряжались. Хранили кое-какие тайны, наблюдали за землянами и "эмигрантами", увлекались загадками и много веселились.

Привкус железа во рту, неприятный привкус, вяжущий и холодный. Как перед смертью, не иначе.

Ривер резко обернулась.

— А вот и вы... Быстро, — произнесла она одними губами, потому что теперь в гостиной их было трое. Изящная по своему виду статуя очень недурно вписалась в облик отсыревшей от дождей гостиной. Серый камень и такие же серые стены — никакого контраста, лишь уныние и тоска. Вечно плачущий ангел замер в проеме двери, дожидаясь, когда кто-то в этой комнате моргнет или закроет глаза.

— Констанция, обернитесь. И смотрите прямо на него, слышите? Смотрите, не моргая и не отводя глаз.

Теперь настала ее очередь довериться смелой и умной женщине, и Ривер точно понимала, что не прогадает. Не мужчинам же доверять, в самом-то деле? Она метнулась к столу, спрятала шкатулку туда, откуда с таким трудом извлекла и сунула записку в карман.

Ключ...

Ривер подошла к Констанции сзади, не отводя взгляда от каменного существа. С плачущим ангелом невозможно справиться ни голыми руками, ни с помощью оружия. Яды и кислоты не действуют. Поговаривали, что их можно разрушить, сбросив с большой высоты, но где здесь такую найти? От ангелов всегда лучше бежать, вот только и далеко не убежишь — когда ты перестаешь смотреть, ангелы начинают двигаться очень и очень быстро. К счастью, у Ривер был шанс на самый быстрый побег — бесплатное временнОе такси. Вот только координаты перемещений во времени и пространстве эти существа, похоже, вычисляли быстро и ловко. По крайней мере, такой скорости Ривер точно не ожидала. А может быть, этот плачущий ангел не преследовал ее, а явился из этого времени, почуяв присутствие шкатулки. В любом случае, надо было "прыгать" отсюда подальше и, очевидно, не одной.

За несколько минут общения Ривер осознала, что открыть шкатулку ей не поможет никакой ученый, исследователь или инженер, нет. Из всего множества людей, когда-либо живущих на этой планете, помочь решить загадку способна только она — жена Моцарта. Разумеется, у самого Моцарта вышло бы лучше, но, увы, вмешиваться в его линию жизни было куда опаснее. А что если после общения с Ривер он перепрячет шкатулку? И она никогда не будет найдена.

Ангел не двигался, Констанция дышала часто, а Ривер... Ривер размышляла о том, что ей придется показать совсем другой мир женщине, родившейся до изобретения телефонов. Далекое прошлое или далекое будущее —  там ангелам будет сложнее их отыскать. И лучше бы два прыжка, вот только энергии манипулятора не хватит, слишком много уже потрачено.

Значит, всего один прыжок, чтобы оставить достаточное количество заряда на возвращение Констанции в ее время. Но что делать дальше? Стереть воспоминания о путешествиях во времени? Да, кажется, у Ривер где-то был припрятан порошок с Азольдии-17.

Ох, до чего сложно!

Просто потрясающе!

Парадоксы-парадоксы, от них никто не застрахован. И Доктор был бы зол (даже Доктор, про повелителей времени и говорить нечего). Вот только особенного выбора им Вселенная не предоставляет: Констанция либо окажется в будущем по ее, Ривер, вине или же — в далеком прошлом по вине плачущего ангела. И если в первом случае она сможет подсобить с решением загадки, которая возможно перевернет всё представление об опасной расе безжалостных убийц и "временных" паразитов, уничтожить которую практически невозможно, то во втором случае — просто исчезнет из истории, не оставив и следа. Вот так просто. Минус одна без сомнения великая женщина. Как это обычно бывает? "Была, жила, существовала, похоронила мужа и всё... Наверняка пала ниже некуда, да так и померла, бедняжка". Не останется даже могилы, ничего... Нет уж, такой судьбы для Констанции Ривер не желала. Она ей нравилась.

— Сейчас будет сложно, очень сложно, дорогая. Но отбрось недоверие. У нас единственный шанс, понимаешь? — зашептала Ривер Констанции на ухо. Способны ли плачущие ангелы слышать, насколько хорошо и как именно — Ривер не знала. Но догадывалась, что уж слухом их Вселенная не обделила.

— Если ты знаешь о ключе, то достань его. Найди прямо сейчас и возьми с собой. Если нет, но можешь помочь, то просто... Расслабься. Ощущения будут не самые приятные. Констанция?  Ох как долго и сложно. Конс? Можно я буду звать тебя Конс? Ты готова?

Ривер загадочно улыбнулась, не спуская глаз в серой фигуры в дверном проеме, затем открыла крышку манипулятора и на ощупь вбила координаты. Не ошибиться бы с пространственной константой — перемещения вдвоем всегда было рассчитать куда труднее, чем привычные для нее одной путешествия.

0

9

Их мирная беседа была прервана. Констанция только-только хотела признаться, что знает. Не всё, разумеется. При всей своей простодушности и непосредственности её муж был сложным человеком. Сложным и скрытным, особенно в последние годы. Его терзало и мучило нечто такое, что было недоступно по мнению гения ей. Его не отличающейся глубиной мысли жене. Вся хрупкая, ломающаяся, но ещё молодая фигура женщины, сосредоточилась на воспоминаниях. Сложных и противоречивых.
В домах, где они жили, Моцарт успевал устраивать тайники и придумывать шифры. Всегда. Даже если им предстояло прожить несколько недель.
Уйдя в свои мысли женщина не сразу поняла, о чём говорит гостья. А когда прислушалась, недоверчиво покачала головой. Всё так тесно связано. Такого не может быть. Ей снятся какие-то безумные сны? Те кошмары из детства, которыми она когда-то делилась с прежде любимой старшей сестрой Алоизией, казались чудесными детскими сказками. Сейчас всё это было похоже на конец света. Настало время второго пришествия? Она была права, когда не верила в громкие проповеди. Конец наступает тихо.
Констанс почувствовала перемены внутренним чутьём. Не знала, но чувствовала опасность. Какое счастье, что детей в доме нет. Их может быть и захватило бы приключение, но действовать рационально и быстро лучше в одиночестве. В этой ситуации всё равно ничего другого не оставалось, кроме как довериться гостье, которая, судя по всему, незваным гостям не удивилась. Предупреждала, что могут прийти следом и они не затянули с визитом. Она даже не успела поделиться своими соображениями. Скудными догадками о том, что может быть их ответом. Дальше Констанция делала всё, что просила Ривер. Чудовища, которых она увидела, на которых была вынуждена смотреть, были в спокойном состоянии существами миловидными. Такими переполнены все города Австрии. Ужасная мысль приходит в голову, но не позволяет панике завладеть разумом. "Если бы это было так моя мечта уйти вместе с ним уже сбылась". Но теперь с глазу на глаз с опасностью, женщина понимает, как важно жить. Важно, даже если твои средства утекают стремительнее, чем мелодии самых жизнерадостных произведений Вольфганга.
Констанция понимающе кивнула. Она хотя бы попытается. Повинуясь предупреждениям Ривер, она направилась на поиски с предельной осторожностью. Собравшись с мыслями, не сводя взгляда, она ощупью двинулась в противоположную сторону комнаты.
Когда она открыла глаза, всё закончилось. Или только началось? Констанция неуверенно повертела головой, сосредоточилась на чувствах. Руки-ноги целы, кажется. Спокойствие и тишина доверяя не внушают, но отсутствие резких перемен в погоде успокаивают.
— Ривер, где мы. Всё..всё получилось? — Констанция не спешит подниматься, хотя у неё масса вопросов к тому, где они оказались теперь. — Нас не найдут? — когда тревога немного унялась, женщина задала ещё один вопрос, глупый наверное, но откуда ей знать. Просто нужно. — Ты в порядке? — прежде чем показать ей то, что лежало в тайнике, следовало убедиться, что они обе в безопасности и в полном порядке.
Некоторое время спустя они сидели в какой-то тёплой, уютной, не смотря на свою странность комнате, даже пили что-то тёплое и успокоительное.
— Мне больше нечего добавить. Вся она в каких-то странных знаках. Шифр я тоже вспомнила с большим трудом. Та тварь заняла все мысли. — женщина поспешно развернула нечто завёрнутое в плотную ткань. На ней тоже что-то написано. Очередная насмешка, шутка. Последний привет от мужа. Кто ему их вышивал? Свою руку она бы с лёгкостью узнала. Кому-то он доверял больше, чем ей? Констанция усомнилась, что в ложе были исключительно мужчины. Почему-то раньше она свято в этом была убеждена.
Вопреки ожиданиям, завёрнут был вовсе не ключ. Не тот ключ, который они обе ожидали увидеть. Плоский диск медальона явно не вставлялся в замочную скважину.
— Тоже усеян какими-то знаками, но мне не понять. — повертев в руках вещицу, Констанция протянула её спутнице. Та явно умнее из них двоих. И недоверчиво покосилась на шкатулку. Это был не единственный тайник в доме, но в состоянии нервного напряжения, помнила она только его.
Удивительно, но здесь её не потревожила привычная мигрень. Констанция хорошо себя чувствовала. И процесс, начатый Ривер отвлекал её вообще от любых мыслей о слабости. Она с интересом наблюдала за манипуляциями спутницы и ждала ответа.

0

10

Безопасных мест во Вселенной не существует. Есть места, максимально близкие к таковым. Например, ТАРДИС. Ривер совершенно точно считала ТАРДИС безопасной, но не сомневалась, что всегда найдется исключение из любых правил. И всё-таки проникнуть в ТАРДИС Плачущие ангелы не смогли бы никогда. Но и Ривер не может сразу, с наскоку, быстро и внезапно, с Конс Моцарт и какой-то загадочной вещицей вот так взять и прыгнуть прямиком в машину времени. Это сказки. Подобный прыжок, да еще и в компании, пожалуй, был бы доступен лишь Доктору. В одиночку — да, были способы настроить пространственное ориентирование, методы, которые разработала сама Ривер за долгие годы поисков самого близкого ей существа во Вселенной. Но на всё это нужно было потратить время. Сейчас этого времени не было, потому она вбила в манипулятор координаты места, в котором Ривер, может, и не была в полной безопасности, но была способна обеспечить подобную безопасность своим гостям. Квартира на Луне — две небольших комнаты и кухня. Совсем неподалеку от многоэтажки находился Лунный университет, там Ривер всегда были рады, над домом проходила линия сверхскоростной энергетической железной дороги. Железной-то ее называли скорее по привычке. Ох уж эти земляне. Для них мультифункциональное устройство, которое уже долгие годы использовали для чего угодно, но реже всего для звонков, по-прежнему звалось телефоном.

Как Доктор и его отвертка.

В любом случае, "железная" дорога была прекрасной защитой, обеспечивающей экранирование скромной квартиры от радаров и сканеров. Отыскать там Ривер было сложнее, чем иголку в стогу сена. Тем более, она очень постаралась добавить сену с десяток новых неожиданных свойств.

— Чувствуй себя как дома, —  прошептала Ривер как только Конс оказалась в ее квартире. Перемещение она перенесла стойко, без тошноты и драматизма. Эта женщина определенно восхищала — стойкостью нрава, феноменальной силой и умением выглядеть достойно в любой ситуации.

В шкафу нашелся чай (Ривер не помнила, когда поставила его туда — а значит, вероятно, пока не ставила). Она разлила горячий и ароматный напиток по кружкам скорее по привычке, следуя штампу радушной хозяйки. Подобные мелочи должны были успокоить Конс. В ее времени чай всегда воспринимали в качестве прелюдия для разговора, так что теперь они сидели друг напротив друга, и Ривер разглядывала то, ради чего и спланировала путешествие в прошлое.

Она ожидала, что увидит в руках Констанции ключ. Возможно не ключ, привычный землянам, но совершенно точно нечто, способное открыть шкатулку. Вот только женщина показала ей кое-что другое...

Плоский диск с цепочкой еще не опустился в ладонь Ривер, но она уже точно знала, что держит в руках. По спине пробежал знакомый холодок, а плечи покрылись мурашками. Откуда?

Почему у Моцарта?

Как он связан со шкатулкой?

И почему он?

Нет... В ее руках лежал не медальон.  Несколько скрипичных ключей на его поверхности и смутно, очень смутно знакомая Ривер вязь галлифрейских символов. Она знала древнегаллифрейский. Не настолько, чтобы свободно читать на нем, но достаточно, чтобы разобраться, что на нем было написано.

Вот только не на нём. На них.

Держать в руках часы повелителя времени — всё равно, что держать в руках чужую жизнь. Ривер закусила губу, боясь пошевелить пальцами. Нет... Всё было сложнее, куда сложнее, чем ей казалось сначала. Всё было пугающе сложно, потому что Ривер не имела ни малейшего представления о том, кому принадлежали эти часы, для кого предназначались и почему масоны оберегали тайну одного из представителей величайшей цивилизации во Вселенной.

Шкатулка, плачущие ангелы и чья-то жизнь, надежно спрятанная от глаз окружающих.

— Конс, — Ривер погладила пальцем галлифрейские символы и решительно забрала у женщины полотняный мешочек. — Это лучше хранить вот так.

Она сунула часы на место и закусила губу. Часы не работали — что именно это могло означать она не знала, ровно как и не знала всех деталей той самой манипуляции, которую были способны провести повелители времени со своим сознанием с помощью этой незамысловатой вещи. Но теперь становилось сложнее.

Намного сложнее.

0

11

У них не было ничего кроме шкатулки. И слепого предположения, что каждая из них знает что делать и может рассчитывать на другую.
На лице фройлен не отразилось ничего, кроме такой же как у Констанции озадаченности. Она явно рассчитывала, что жена гения может оказаться полезной. Но что на самом деле знала всё ещё не оправившаяся вдова? По крайней мере так можно было думать, глядя на неё. Тем не менее Констанция была умнее, чем могла или хотела казаться.
Осознанность приходила гораздо медленнее, чем перемены в окружающем мире. Она послушно давала себя касаться, продумывая действия. Всё же до конца доверять людям, которые во все времена играют именем Вольфганга? Ей не хотелось ошибиться с Ривер также, как в своё время с Антонио. Ошибки дорого стоят. Но к Сальери было поздно питать жалость и сочувствие, жизнь их развела, её слово теперь весило меньше, чем лепет сыновей. Все посчитают, что она просто сошла с ума и путается в показаниях. А теперь просто исчезла...и вернётся ли? Заметят ли, что она пропала или забудут вовсе? Но Констанция чувствовала, что впутавшись в секреты мужа, она не сможет просто так оставить всё. Вопрос насколько она может доверять Ривер остаётся открытым, и лучше сохранять разумное "неведение". Довериться лишь в той мере, которая позволит ей выжить и, возможно, избавиться от проблем в своей жизни.
— Что здесь написано, Ривер? — вздыхает Констанция, понимая тщетность своих попыток понять.  — Ноты это конечно хорошо, я умею и петь, и играть, но не навлечём ли мы новую беду? — пальцы невольно перебирают воображаемые клавиши. Но чтение с листа, тем более такого, сложно. С каждым месяцем бездействия её скромный талант становится всё более посредственным. Может стоит начать играть произведения Вольфганга? Давать с ними концерты? Она усмехается, вспоминая, как ничтожно ценили исполнение создателя. А что сделает она? И всё же это мысль...
Снова и снова женщина силится понять. Написанное кажется ей знакомым. Сколько рукописей она перебрала после смерти мужа? Но мелодия!
Констанция нервно заходила взад-вперёд, заламывая руки. Осматриваясь в бессмысленных поисках.
— Ривер! — позвала она, утомившись. — Ты, когда меня разыскивала, запаслась клавесином? — лучше попытаться, чем застрять здесь навсегда, ничего не сделав. И осторожно поинтересовалась. — Наши преследователи не слетятся на звуки музыки? — как же она не была уверена в том, что собиралась делать. И насколько можно действительно делать этот шаг с полной искренностью?

0

12

Конс ходила по комнате, перебирая пальцами в воздухе так, будто играла — на чем? фортепиано? клавесин?

Фактов прибавилось, ответов — нет. Ривер сдвинула в сторону чашки с чаем и разложила на столике всё, что они с Конс смогли уберечь от каменных рук Плачущих ангелов.

Шкатулка... Ривер провела рукой по неровной поверхности, рядом со шкатулкой лег коммуникатор с той самой запиской, что ей удалось сфотографировать в музее.

открыть сие будет возможно лишь
в момент, когда на земле заплачут ангелы,
и лишь ключом, в том скрыта соль.

Ривер перечитала строки снова. Итак, она отправилась за подсказками к Констанции Моцарт и получила вместо ключа часы повелителя времени и мешочек, даже не мешочек толком  — прошитый лишь с одной стороны кусок ткани. И на куске ткани галлифрейские символы, что, разумеется, логично. Но почему тогда Ривер не смогла их прочитать?

Стоп!

Ривер придвинула мешочек ближе к себе, повертела его и так и этак. Нет. Это не символы. Черт возьми, Конс права! Клавесин — вот, что им нужно. Это ноты, ноты, стилизованные под галлифрейский язык.

— Ты гениальна! Просто гениальна. Нам нужен клавесин.

В нотной грамоте она никогда сильна не была, играть умела, разве что, на нервах, но зато делала это профессионально. Впрочем, сейчас рядом с нею была Конс — женщина, совершенно точно способная сыграть ту незамысловатую мелодию, что была закодирована в странных символах.

— Так... Клавесина у меня нет, зато неподалеку есть чудный антикварный магазин. Я видела там рояль. Рояль нам подойдет? Ты играла на рояле? В каком году его изобрели? Мм...

Ривер прикусила губу.

— Неважно. Нужно поспешить. В этом магазине мы с тобой окажемся уязвимы. Плачущие ангелы — очень непохожая на людей форма жизни, они способны улавливать тончайшие изменения в ткани реальности, а путешественники во времени для них, как самая сладкая конфета. Но если нужно всего лишь верно сыграть мелодию, то зачем нужна записка?

Улыбка скользнула по губам Ривер — она догадалась. Черт! Ну почему только сейчас?

— Соль, Конс... Соль. Ключ, в котором скрыта соль. Скрипичный ключ? Может, речь о тональности? Вот это ответ, — она показала на ноты, написанные на плотной ткани, потом на строчки в записке Моцарта. — "Заплачут ангелы" — разве это не минорная тональность? Тональность соль минор? Конс! Вот он — ответ. Ты ведь сможешь сыграть это, — она махнула мешочком с часами и откинулась на спинку стула, — в соль минор?

Сомневаться в способностях фрау Моцарт она не стала бы никогда. Жена великого композитора без сомнения была способна на многое. Кажется, они как никогда были близки к ответу. Вот только чьи часы лежали в мешочке сейчас, кто из известных им личностей на самом деле был Повелителем времени, но скрывал свою личность? Неужели сам Моцарт?

Ривер приподняла бровь и покачала головой. Он мертв, мертв в любом случае. Умер, так и не вернув свою истинную сущность, умер простым человеком. Что ж, вряд ли эта информация сейчас нужна Констанции, она и без того кажется растерянной. Слишком много всего нового, непривычного, странного и даже безумного для нее. Бог мой, да минуло почти шестьдесят веков со дня ее смерти! Пожалуй, слушать истории о повелителях времени ей сейчас попросту не стоит. Зато им есть, чем заняться и без занудных лекций.

— Конс, для этого времени, признаться, мы с тобой одеты ну очень нетипично. Придется обновить гардероб, иначе нас не пустят в магазин. Не знаю, как ты отнесешься к моей одежде. Признаю, стиль весьма... как вы там говорите? вычурный? Но придется немного потерпеть. Проблема только в том, что мои платья будут тебе несколько велики, — Ривер с интересом оглядела худые запястья Конс, ее хрупкие плечи и бледное лицо. — Но мы можем подобрать тебе удобный термокостюм, им свойственно садиться по фигуре и...

Глядя на растерянный взгляд гостьи, Ривер пожала плечами.

— Просто доверься мне. Не считай такую одежду пошлой. Мы на Луне, да-да, на Луне, а здесь все носят подобные штуки.

Ривер поднялась, прошла в спальню, потянула за ручку шкафа, ловко выкатывая из стены целую батарею нарядов, висящих друг за другом по цветам на плечиках, на одной очень длинной перекладине.

— Думаю, голубой. Цвет тебе к лицу.

Ривер сняла с перекладины голубой термокостюм. Она сама почти никогда не носила их — в основном потому, что отсутствие декольте и разрезов на бедре Ривер совсем не устраивало. Но дизайнеры предпочитали создавать исключительно облегающие, удобные костюмы, покрывающие всё тело, чуть не до ушей. Спорить с ними было бесполезно (о, она пыталась). Потому пара костюмов — это всё, что было в гардеробе Ривер.

Не сказать, что она сама регулярно носила их на Луне. Чаще отдавала предпочтение чему-то по-земному элегантному. Классика всегда в моде. Но сейчас им обеим было выгодно по максимуму слиться с толпой. А термокостюмы — самое банальное, самое типичное для землян и пришельцев, что обитали здесь.

Мда-а-а, Конс будет трудновато объяснить существование алзорианцев, сонтаранцев, драгоноидов, рептилоидов, венерианцев и прочих, прочих, прочих пришельцев с очень нетипичными для землянки из временного периода до написания самых известных фантастических рассказов.

— Вот, надень это. Не переживай... С первого взгляда кажется, что это... эм... исподнее. Но нет, так сейчас ходят здесь все. Не тревожься, все части тела будут закрыты самым невозможным образом. К сожалению.

Ривер подмигнула Конс, сняла с плечиков второй точно такой же, но белый костюм и направилась обратно на кухню. Пожалуй, смущать Констанцию еще больше своим обнаженным телом пока не стоит.

Пока?

Ривер тихонько рассмеялась самой себе и опустила с потолка зеркало.

— Мода восемнадцатого века! — она покрутилась перед зеркалом и недовольно цокнула языком. — Вот! Есть, чему поучиться скучным лунатикам.

0

13

Констанция чувствует себя не очень уверенно, если сказать обтекаемо, но если не врать себе, то совершенно потерянной. Это как по нестойкой болотистой местности или по льду передвигаться. И если в этих случаях человек опирается на чутьё, то ей предстояло только всецело довериться Ривер.
Вдали от дома она впервые запаниковала. Что если она никогда не увидит своих мальчиков, своих сестёр? Констанция неуверенно посмотрела на Ривер. Нервно рассмеялась, рассматривая наряд.
— Ради этого ты взяла меня с собой? Кому расскажи, как пришлось позориться — не поверят! Но наши немцы очень остры на язык. — женщина устало вздохнула, чувствуя привычные уже боли, — Что нам делать, Ривер, мне страшно? Что если я не смогу тебе помочь? А если ты не сможешь вернуть меня домой? — Констанция продолжала с недоверием смотреть на неизвестный её предмет одежды, если будет его позволено так назвать, прости господи. Но цвет действительно красивый, Ривер права. Когда-то у неё было такое, одно из самых дорогих в гардеробе.
— На луне? Разве это возможно? — вскинула бровь Моцарт. — Меня точно сочтут сумасшедшей! Я не могу надеть поверх него своё обычное платье? — почти умоляюще спросила женщина. — Это же просто ужасно! Даже бесстыжие женщины у нас такое не наденут!
— Что же мы будем делать дальше? Я давно столько не бегала, разве что в молодости, когда очень хотела стать женой Вольфганга. Сбежала из дома, жила у его ученицы. — улыбнулась своим воспоминаниям Констанция. — Неужели мы совсем беззащитны перед ними, Ривер? Если я не успею? Ты думаешь так легко подбирать музыку? — женщина поёрзала в неудобном костюме. Исподволь рассматривая спутницу женщина убеждалась, что та тоже не чувствует себя комфортно. — Ты хочешь сказать, что здесь можно найти самое обычное пианино? — рассмеялась она. — Но если ты считаешь меня готовой к этому путешествию. Я надеюсь, что не растеряла все навыки. Я ведь не знаю...как правильно играть этот шифр. Мне может понадобиться время.
Пока Ривер договаривалась, устраивала всё, Констанция осматривала инструмент.
— Он прекрасен. И звук такой чистый. Я попробую? Попробую? — она привычно теряет терпение. В этом они с мужем очень похожи.
Когда магазин заполнили неуверенные звуки, Констанция почувствовала себя счастливой. Всё получится. Муж будет вести её руки.
— Ривер, я не знаю, как это должно работать, но играю правильно. Ты чувствуешь перемены?

0

Быстрый ответ

Напишите ваше сообщение и нажмите «Отправить»


[взломанный сайт] [взломанный сайт] [взломанный сайт] [взломанный сайт] [взломанный сайт] [взломанный сайт] [взломанный сайт] [взломанный сайт] [взломанный сайт] [взломанный сайт] [взломанный сайт] [взломанный сайт] [взломанный сайт] [взломанный сайт] [взломанный сайт] [взломанный сайт] [взломанный сайт] [взломанный сайт] [взломанный сайт] [взломанный сайт] [реклама вместо картинки]


Вы здесь » AUSTENLAND. Ожившие романы Дж.Остин » Constance Mozart » Dir, Seele des Weltalls


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно