Десятилетия и столетия изучения челов, как отдельно стоящую семью не прошли даром. Не смотря на то, что самый крупный эксперимент по приручению господствующей расы был сорван масанами, нав не унывал, продолжая искать слабую сторону у тех, кто был мастером по самоуничтожению. Даже Азаг-тот, так активно помогающий челам, мог позавидовать их упорству и стойкости, что уж говорить про иные семьи. Челы уничтожали себя, убивали каждого, кто отличался от них, отринув магию, отдав предпочтения техническому совершенству, и при всем этом, продолжали развиваться, расти, совершенствовать свою паранойю. Челы удивляли, порой даже комиссара, который продолжал из века век свои атаки и попытки подточить устои, и, когда Азаг-тот добился своей кровавой революции, нав увидел шанс для реализации своего собственного плана. Одного из многих, по крайней мере. Сухарева башня давно была камнем преткновения, таящая в себе душу и магию, она, при всем при этом, была абсолютно недоступной жителям Тайного Города. Такого рода загадки его интересовали, и такого рода загадки заставляли черную и густую кровь нава бежать по венам быстрее. Сантьяга любил головоломки, а эта влекла его своей историей, своими тайнами, недоступностью. Разумеется, комиссар понимал, что придется делиться, но даже здесь, у него были свои козыри, главное, правильно разыграть партию и в этот раз.
Убедить новое руководство империи избавиться от пережитков прошлого оказалось проще, ведь они сами с жадностью, присущей шасам, набросились на историю, решив разом перевернуть величие страны и переписать все согласно своей правде. Сантьяга не вмешивался заняв позицию наблюдателя и выступил в самый правильный момент, чтобы внести поправки в план правления, и использовав свое красноречие, добиться желаемого, идя по самой грани договора с Пустошью. Узнай монахи, какие именно средства пустил в дело комиссар Темного Двора, договор был бы расторгнут, и нелюдям пришлось бы вновь столкнутся с инквизиторами, но этого не случилось. Пользоваться преимуществом положения нав всегда умел, а власть, которая объявила охоту своему Богу, лучший союзник, которого можно было пожелать.
День был назначен. Решение обжалованию не подлежит.

Возглавляя операцию по сносу башни, как среди челов, так и среди наблюдателей от Тайного Города, комиссар прибыл на место к началу событий первым, выдавая помощникам последние указания, и начиная один из самых масштабных и волнительных для тайногородских, снос здания. Непрерывное сканирование местности, высший запрет на любого рода магию, и непрекращающийся контроль. Плотное кольцо энкавэдэшников, что смотрели на челов с ненавистью и сжимали в руках винтовки с примкнутыми штыками, направленными на тех, кто пришел посмотреть своими глазами на снос башни. Они возмущены, даже внушительное расстояние до простых обывателей не глушит их возмущения, идеальный слух мага ловит каждую их ноту. Но наву все равно. Он слишком уж привык получать то, что желает. А душа этой башни ему была особо желанна. К тому же, темный считал, что челы сами выбрали это, сами предпочли иметь влиятельных недругов, сначала подключив инквизиторов, а после разделив ненависть гиперборейского вождя, устроив переворот в собственной стране, едва не захлебнувшись кровью. Это семья мастерски вела войну с миром, с природой, с магией, но ничего практически, не понимала в теории мира и его фундаментальных основах. Нав это знал. Чтобы уметь вести за собой армию и уметь воевать, нужно ценить мир и покой. Сантьяга это понимал, и поэтому, наблюдая за подготовкой сноса, не переставал работать, изучал окружающих, строил свои планы. Это для  Фредерика де Лье, мастера войны, высшего боевого мага Великого Дома Чудь, или для очаровательной и прекрасной Сусанны, фаты Зелёного Дома, он был таким невозмутимо-спокойным, как и для ходящего магического дозора, состоящего из лучших магов от трёх домов. Стоя в сером костюме, с неизменно идеальной укладкой и любимым купе за спиной, темный смотрел вперёд, чтобы не упустить не одну деталь. Вот, челы набросились на Сухареву башню, как изголодавшиеся шакалы набрасываются на жертву, и впились в ее холодные стены, перекрытия, руками, кувалдами и топорами, разрушая собственное наследие, свою историю, свое прошлое. Ему, как преданному представителю Темного Двора, такая кровожадность челов была искренне и крайне неприятна. Он сам готов был впиться в глотку любому представителю любой семьи, но, только во благо и процветание Нави. А вот так, уничтожить собственную историю, лишить себя прошлого и, возможно, будущего, для Сантьяги это был нонсенс.
Именно желание отвлечься от неприятных мыслей было тем, что заставило темного сосредоточится на рассказе де Лье, который с присущим рыцарям Ордена рвением пытался завладеть вниманием молодой и красивой фаты, чью особенную и естественную красоту комиссар отметил при первом же знакомстве, что и состоялось здесь, у наблюдательного пункта. Сусанна показалась ему не такой как остальные фаты, не столь высокомерной, стремящейся демонстрировать свое превосходство над мужчинами, как классом, но при этом она излучала ту внутреннюю силу, уверенность и спокойствие, которые не оставляли равнодушным ни одного мужчину. По крайней мере Сантьяге хватило лишь беглого взгляда, чтобы поставить ее в один ряд с великими женщинами. Сусанна притягивала мужское внимание. Это можно было понять по тем взглядам, которым одаривали фату другие мужчины, по тому, как Фредерик надрывался, стремясь произвести впечатление, а юные рыцари, оказавшись рядом, стремились задержать на ней взгляд. Темный видел и то, как челы реагировали на нее, видел в их глазах невысказанное: скованное за многочисленными запретами партии, империи, слабости и ненависти. Нав замечал больше, чем стоило бы видеть, и не наблюдал в этом и толики дискомфорта.
— Темный двор уже три тысячи лет…
Начал комиссар повернув голову к фате и на чистом упрямстве и автомате закончил фразу, не позволив даже намеком выдать себя. Это смело можно было назвать любовью. Пожалуй, именно это чувство он испытывал к каждой, с кем хотел бы разделить вечность, но, знал, что это было наивным желанием. Сусанна, с такого расстояния, одетая согласно грубой моде челов этого времени, была прекрасна. Ее светлые волосы скрытые красным платком, ее ярко-зеленые глаза, улыбка полная любопытства и озорства. Она была похожа на зверька, полного желания покорить огромный и жестокий лес, который простирался перед ним. Она была похожа на самую прекрасную из загадок, которую он захотел решить. И ее вежливая улыбка, ее ясный взгляд, чуть приоткрытые губы, тонкая прядь волос, что выбилась из под косынки, и даже грубая кожаная тужурка, стянутая на тонкой талии ремнем не портила ее, а наоборот, добавляли ей шарма. Глядя на нее, темный отчётливо понимал, что никакая скорость режима и правила не писаны для такой женщины. Будь подобное вообще уместно, он признался бы, что в представительнице Зелёного Дома увидел родственную душу. Но, такое невозможно для комиссара Темного Двора. Смотря на нее не больше времени, чем положено по этикету, мужчина отчетливо понял, что хотел бы продолжить знакомство с ней. Исключить из трио наблюдателей мастера войны, слишком резкого на некоторые обороты речи, слишком не понимающего порой намеков, и оставить только ее. Увезти подальше от этой суеты, напряжения, что витало в воздухе, увезти от пыли Сухаревой башни, и продолжить знакомство куда в более приятной атмосфере, за бокалом вина, где ей придется расстаться с грубой тужуркой, где она сможет подобно птице расправить крылья. Он ещё не был готов назвать ее своей, но хотел провести хотя бы вечер, наблюдая за магией природы в виде первого снега.
— Очаровательная фата. Вы позволите мне так называть вас?
Он выжидающе замер, внимательно следя за ее глазами, за тем как на красной косынке замирали снежинки, и ждал пока дама скажет свое слово. Нелюбимый многими, он прекрасно осознавал свои преимущества и давно перестал обращать внимание на ненависть других Великих Домов. Каждый из тех, кто слал проклятия в его адрес, прекрасно понимал очевидное — комиссар Темного Двора был хитрее и умнее, и во все времена интересы своего дома ставил выше иных. Его не любили, но им были очарованы многие, так что, сейчас, вежливо замирая, он ждал, пока женская сущность возьмёт верх над той ненавистью, что тщательно вкладывается в светлые головы фат и фей. И получив согласие лишь вежливо улыбнулся в ответ. Первый шаг уже сделан, и рыцарь понимает, что снова стать и благородство проиграли темным чарам франта в сером костюме.
— Уверен, Черная Книга не сказки. Так или иначе, но когда я сообщил, что сумел убедить коммунистов сломать башню, все Великие Дома прислали сюда своих наблюдателей, — добавил он чуть помедлив с ответом, словно подбирал правильную формулировку своим мыслям, как будто вспоминал дела минувших дней. — Очаровательная фата, какие именно слухи о Сухаревой башне вы считаете выдумкой?
Он едва заметно улыбается ей, ее лучистым глазам, ее очаровательной улыбке, и легко скользит взглядом по окрестностям, словно, предчувствуя возможные осложнения. Сейчас, внимательно слушая фату Зелёного Дома, ворчание де Лье находил почти очаровательным, уважая возраст рыцаря и его прожитый век. Но все равно, Сантьяга не менее внимательно пробегает взглядом по челам, лишь визуально изучая их, чтобы не мешать сформированному отряду Тайного Города проводить сканирование местности. Что-то в волшебстве этого снежного вечера ему кажется чужеродным, неестественно замершими в ожидании. И дело вовсе не в разборе башни, которая многие годы была для них недоступной.

Интуиция и на этот раз не подвела нава. Едва он закончил изучать окружение, словно стремящийся поймать единственно верную в данный момент времени, вариацию будущего, произошел магический всплеск, слишком близко от черного хода в башню. Маги кинулись вслед, только защита всё еще надёжно охраняла секреты Шотландца. Слишком умён был он, слишком хорошо знал нрав Тайного Города, чтобы позволить хотя бы одному из них войти в свое хранилище. А, челы, работающие на Тайный Город не находили ничего. За всплеском последовали попытки магов проникнуть, но тщетно. Внутри разгорался пожар, челы спешно покидали башню, а черные глаза нава вцепились в строение, старательно ища источник, изучая он не забывал отдавать распоряжение. Усилить охрану у выхода, тщательно следить за передвижением огня, что лизал каменные стены башни изнутри, окрашивая в копоть и гарь. Он ждал, и ожидание нава были вознаграждены. Пусть, и не так, как того хотел комиссар, диаметрально противоположно, но, и отрицательный результат был результатом, который давал новую пищу для ума.
Через пару минут, после начала пожара душа покинула башню. Взгляд темного перестал напряженно вглядываться в тени, потому что он понял. Первый понял то, что дошло с опозданием до очаровательной фаты и чуть ворчливого рыцаря, — башня пуста. Теперь, туда мог войти любой нелюдь. По крайней мере мог постараться. Это значило, что они не до конца изучили ее, что-то упустили, позволила Книге скрыться. Это означало начало новой охоты, новых поисков. Пожалуй, Сантьяга был вполне не против перелистнуть эту страницу истории. На этом, можно было расходиться. Работа завершена, можно заняться личными делами. А, личное, в этот раз было самим очарованием, любопытством и женственностью.

Это только  н а ч а л о  игры,
Будто вниз головой летишь
Потому будь внимательнее,
Выбирая себе фетиш.

Пересекая один из центральный проспектов города, Сантьяга уверенно вел спортивное купе, что одним своим видом бросало вызов серой моде равенства и равноправия в империи. Он привык быть собой, привык во все времена заявлять о себе, и новая мода челов на убогую палитру экономии никогда не нашла бы в его сердце отклик. Он везде очаровательную фату туда, куда в тайне от всего мира приглашали заграничных послов главы нынешнего правительства, чтобы убедить соседей по континенту в своем достатке, в своих возможностях и силе. Их возили только по центральным улицам города, по которым, в этот вечерний час, вещи свою спутницу и комиссар Темного Двора, уверенно держащвий курс в обход любому из заведений концов. Он мог отправится в “Ящерицу” где Сусанне и ему, по-отдельности и вместе был бы оказан лучший прием, но, на утро, новости Тиградком пестрили бы заголовками, а слухи переполняли бы каждую компанию. Сантьяга знал это, хотя бы потому что, вез фату не просто поужинать, у него была цель, а эта цель не терпит посторонних глаз, где каждый житель Тайного Города, так или иначе отвлекал бы внимание представителей Великих Домов. Поэтому комиссар решил отвезти фату не в заведение концов, он выбрал лучший ресторан челов, где обедать позволить себе мог только крайне состоятельный гражданин империи, имеющий, к тому же, немалый вес в обществе.
Их оставили одних, подав лучшее вино, вкуснейшие закуски, а после и основные блюда. Красивую пару решили не беспокоить лишними вопросами, понимающе отстранившись, как по волшебству, хотя ни фата, ни комиссар не прилагали к этому никаких усилий. Просто, челы проявили благоразумие, оставляя мужчину в компании с женщиной. Приглушенный верхний свет, светильник имитирующий заданную свечу, приятная музыка доносящаяся из колонок, скромный букет васильков на центре стола, словно наивная и робкая попытка определить границы ее и его территории, и маленькая черная пирамида рядом с прозрачной вазой цветов, чтобы никто не мешал, чтобы никто, не приведи Спящий, не отвлекал. В случае необходимости, он позовет официанта сам, когда они решат попробовать десерт, комиссар привлечет внимание официанта, который нет-нет да кидал заинтересованные взгляды на пару. Ему ведь так было любопытно. Сначала, кто они и откуда, если он, работающий здесь не первый год, успел повидать разных человека. Руководителей и тех, кто пониже рангом, актеров и режиссеров, балерин и лучших художников империи. Он видел их с избранниками из простого народа, которые озираясь по сторонам, робели делать заказ, оставляя выбор за тем, кто их приводил сюда. Он повидал разных, трезвых, что красноречиво рассказывали про великое будущее, и пьяных, что выдавали самые сокровенные секреты. Он видел разных, но такую пару ему ещё не доводилось обслуживать. Франц в сером костюме был ему совершенно не знаком, лишь единожды он наблюдал его в этом ресторане, за столом за которым не смеши громко говорить и в тот вечер не курил никто. Но, тогда он не узнал его имени, а потом более не видел. Он не видел женщину такой очаровательной красоты, хотя считался знатоком каждой прекрасной дамы в этом городе. Официанту было до смерти любопытно, кто сегодня посетил их ресторан, почему ещё тогда к брюнету прислушивались, а теперь не смеши ослушаться, хотя, он не отдал ни одного приказа, лишь мягким голосом предложил своей спутнице выбрать ужин. Ему было слишком интересно, но сколько бы он не делал попыток подойти, подслушать, его ждали обрывки ничего не значащих фраз, звуки, что невозможно было сложить в слова, а из них вытащить суть. Навский оберег работал идеально, поэтому любопытство официанта так и осталось неудовлетворенным.
— Очаровательная фата, — нав обворожительно улыбнулся, понимая к чему именно ведёт его спутница. — Челы старательно уничтожали своих магов на протяжении веков, не говоря уже про времена Инквизиции, когда они убивали целые семьи, прерывая великие родословные. Не удивительно, что среди них есть сильные маги, это их умение выживать.
Темный подцепил пальцами чашечку с черным кофе и сделал глоток. Остывший напиток имел свою не передоверяемую гамму вкуса, которую нав ценил так же высоко, как и аромат свежезаваренного кофе. Он вообще ценил красивую жизнь, умел ее жить так, что слишком многие завидовали, но, сейчас, его интересовал не кофе, он буквально превратился во внимание, ловя каждое слово фаты. Она была прекрасной, от светловолосой макушки, до кончиков пальцев, с которых срывались искорки магии, зеленой магии дома Людь, а ее очаровательная, почти невинная улыбка делала подобные "невинности" сплошным очарованием, так что темный закрывал на это глаза. Он слышал ее слова, отдельно вслушиваясь в улыбку, во взгляд и в голос. Сусанна обладала очаровательным голосом, о котором можно было сложить не одну легенду. Впрочем, челы уже преуспели в этом. Правда, они считали, что лишь русалки обладают магией влечь голосом, как же они порой ошибались. Вот, перед ним совсем не русалка, просто фата Зеленого Дома, а он уже готов слушать ее вечность.
— К тому же, вы сами сказали, времена изменчивы, очаровательная фата. Тем, кто придет следом за империей воздвигнутой на ненависти и благодаря стараниям Азаг-Тота, придется, для начала, научить свою цивилизацию думать не только о собственной выгоде. Боюсь, этот день наступит не скоро, так что не стоит пережить о том, что через пятьдесят или сто лет Тайному Городу кто-то предъявит счет за помощь в разрушении башни. К тому же, в их документах нет ни одного следа, способного привести в город, — последнее он выделил голосом, давая понять, что именно подразумевает. Правила, которые они так хорошо выучили, скрытность, которой владели не хуже хванов. Величайшие когда-то расы, что теперь скрывались среди тех, кто о магии читал лишь в своих сказках.
— Вы верите, что челы однажды расправят плечи, перестанут губить планету, убивать друг друга без причины и вернуться к своим корням? Сусанна, мне было бы интересно услышать ваше мнение, не как той, чьей вассальной семьей являются, формально, челы, а как фаты, той, которая была рождена магом.
Сантьяга на этот раз отпил глоток красного вина, не сводя взгляда с зеленых глаз фаты, и поставив бокал на стол, замер, ожидая ее ответы. Ему и правда было интересно, что скажет маг, которой довелось уже понаблюдать за стремительным разрушением истории, за тем, как челы старательно тянулись к технологическому развитию, науке, вновь и вновь отвергая магию, считая ее лишь сказкой.

Сантьяга слушал, изучал, выводил в голове теории и возводил аксиомы, старательно пытался угадать следующую мысль или поймать ту, которая проложила едва заметную вертикальную складку между тонких бровей фаты. Он не играл, он наслаждался вечером. Возможно, непозволительно, возможно наивно, но сейчас он наслаждался компанией Сусанны, звучанием ее голоса, уверенными нотками и кокетством, что сквозило в каждом взмахе длинных ресниц. Неудивительно, что женщины на этом вечере откровенно завидовали и желали обладать таким же секретом успеха, которым пользовалась по их мнению, очаровательная фата, знать, как охмурить того, кто даже в серые будни правления партии мог позволить себе такой костюм, такую уверенность, такой волевой взгляд. Челы, загнавшие себя в формальное рабство, угнетаемый страхом, мечтали о той свободе, которой обладали эти двое, не обращающие внимание на окружающих, не считаясь с завистью чужих глаз, их жаждой и желаниями. Эти двое, сидящие так откровенно, на виду у всех, при этом сохраняли ту интимность вечера, что обязана витать за ужином. Сантьяга умел расположить к себе, но в какой-то момент он поймал себя на мысли, что не видит необходимости продолжать сыпать комплиментами, нет необходимости быть излишне вежливым, лишний раз подтверждая статус одного из самых воспитанных нелюдей Тайного Города. Фата очаровательна и очарована, впрочем, как и сам темный попал в расставленные девушкой сети. Эта взаимная игра в прятки, когда хватает лишь вздоха с ее стороны и вовремя сделано вдоха с его, чтобы поймать не сказанное, чтобы подхватить брошенную на полдороги мысль.
«Удобно ли тебе под этими пристальными взглядами? Комфортно ли тебе знать, что дамы мечтают оказаться на твоем месте, а кавалеры подменить меня, очаровательная фата? Или не об этом твои мысли и ты думаешь о величие своего дома, о том, что однажды люды загнали навов в Тайный город, а спустя века сами пришли просить кров? А, может, решаешь, какое украшение из новой коллекции Томбы подойдет к твоему очаровательному наряду? Я выбрал бы смелое сочетание черного золота и изумрудов. Я бы выбрал бы для тебя самое смелое украшение из тех, которое не предложит ни один шас, и которое будет уникальным, специально для тебя...» Сантьяга понимал, что разговор давно потерял смысл и остались лишь слова, обрывки фраз, растянутые в уютную тишину секунды, обволакивающие интимным пологом минуты. Он понимал, что не о политике его основные мысли и не о том, кто и кого околдовал, и по какой причине. Знал он и то, что захоти фата узнать подробности она вряд ли добралась бы до всех секретов нава. Темный точно знал одно, он не хотел выпускать ее из виду, не желал отпускать, позволить упорхнуть и раствориться у ворот Зеленого Дома. Знал комиссар и то, что не прогадал приведя ее в ресторан челов, где они могли насладиться компанией друг друга, а не отвлекаться на статусы и не нужный никому официальный тон встречи, так напоминающий то, что происходило при разборе Сухаревой башни.
Комиссар не нуждался сейчас в интригах мирового масштаба, его куда сильнее интересовали интриги внутренние, что крутились вокруг его спутницы, которую он уже называл мысленно своей. Его интересовало немногое. Например, кто из баронов претендует на сердце молодой фаты, ведь понятно, что у людов не все так просто с браком, а значит, он хотел знать, кто именно его соперник на этой войне. Его интересовало любимое направление Сусанны в живописи, в музыке, в кинематографе и путешествиях. Предпочитает она человский транспорт или остается верна традициям порталов. Ему было интересно, какое вино предпочитает его спутница по утру, а какому отдается предпочтения по вечерам. Сколько времени тратит на подбор украшений и как выглядит без всей магии наряда, что струился сейчас зеленым каскадом. Ему было интересно все, что касалось Сусанны и ее одной, а не о том, что думает Зеленый Дом о своих вассалах, которые правили миром, о тех, кто не ведал что творил, без зазрения совести отказываясь от своего наследия, прошлого и настоящего во имя ненависти, обыденности и скуки будущего, во имя высшей цели, которую большинство отказавшихся никогда не увидят, не вкусят и не насытятся ею. Обманутые, но еще не ведающие обмана и подвоха, слепые щенки, что с такой же слепой верой следовали за своими глупыми и изменчивыми богами, с которых снять маску уже достаточно, чтобы увидеть истину, они такие же как и большинство из массы, серы, никчемны, пропитаны жаждой наживы, власти, денег и силы. Не о них хотел говорить сейчас Сантьяга, не о том, как  следующий век будет веком испытаний этой самой веры, которая построена была на крови и ненависти. Он не хотел строить теорий об этом мире, за которым Тайный будет просто наблюдать, позволяя челам разрушать собственное общество, самих себя, цивилизацию, прошлое во имя будущего, которое никогда не наступит. По крайней мере не такими темпами. Пройдут десятилетия, прежде чем многие из тех, кто радовался приходу серости и равноправия, поймут, что их обманули, что ими воспользовались и выбросили, как ненужный элемент, разрядившийся одноразовый артефакт. Пожалуй, такую жестокость к сородичам не проявляли даже масаны, расколотые на два лагеря последние четыреста лет. Не о жестоких детях хотел слушать комиссар Темного Двора, понимая, что не о них же желает говорить и фата. И, все же ответил на ее немой вопрос.
— История циклична, очаровательная фата. Так или иначе, рано или поздно, все совершают одни и те же ошибки, и сильный становится слабым, а изгнанный внезапно протягивает руку помощи и поддерживает в новой жизни.
Сантьяга знал о чем говорит, потому что стоял рядом с Князем, когда тот приютил в стенах Тайного Города людов, он сам тогда поддержал этот мир, сам выступал в качестве вспомогательной силы, ведь тогда темным пришлось потесниться, отдавая половину города тем, кто когда-то загнал их сюда. Но, он справился и с той жаждой мести за прошлое и с той почти неуправляемой силой, что рвалась боевыми арканами с кончиков пальцев. Он принял тогда Зеленых как нав, как истинный сын тьмы, помогая найти каждому свое место, и просто делал свою работу то, что у него лучше всего получалось, пока к их дому не пришли разбитые гиперборейцами чуды, а челы не согласились на союз, во имя сохранения Земли. Тогда, в период жестоких воин, имея возможность добить врага, каждый Великий Дом понимал насколько это бесчестно и низко бить стоящего на коленях. Даже навы, с их умением обезвреживать, бить исподтишка, принимали необходимость мира, и однажды согласились на этот самый мир сначала с людами, потом с чудами, и Сусанна была права, когда придет очередь челов вступить в Тайный, каждый Великий Дом вспомнит свою историю, или ему напомнят спокойные и верные дети тьмы.
— Но, о ходе ли времен желает поговорить очаровательная фата? Или, вас волнуют более глобальные и интересные мысли, Сусанна?
Он поймал это в тот миг, когда мысль готова была улетучиться, раствориться в пространстве и времени. Он поймал эту ниточку, которая соединила двоих столь разных собеседников, которые предпочитали сейчас не замечать разницы в статусах, в положении и методах ведения диалога. Он уловил ее интерес к истории, но явно отсутствующий интерес к интригам, которые, как казалось сейчас наву, были абсолютно лишними за этим столиком и в этот вечер. Он ощущал, что все куда более интересно, и это заставляло двигаться вперед, практически в слепую кидая сеть в зеленые омуты ее глаз, чтобы поймать нужную и важную мысль, чтобы создать необходимую для более откровенного разговора атмосферу, в которую и она сама решит вписать пару интересных «па».
— Как я уже сказал, они однажды придут на порог Тайного, и три Великих Дома решат их судьбы, как когда-то решали судьбу других. Это будущее еще не определено, слишком много вероятностей, достаточно вариаций, чтобы предприимчивые шасы открыли тотализатор и принимали ставки на самые интересные идеи, — темный отвел взгляд, делая вновь глоток вина и не чувствуя его хмель, возможно, потому что, был уже опьянен отнюдь не вином, а красотой фаты. — И, примут ли они положение вассальной семьи, или решат бросить вызов и создать свой Великий Дом, лишенные при этом Малого Трона Посейдона, Великого Трона Посейдона, Синего Изваяния. Черная Книга слишком специфичный и своенравный артефакт, чтобы считать ее надежным Источником, — и снова лишь легкая игра голосом, нужный оттенок нужному слову, чтобы дать понять какого плана источник подразумевает нав.
Подобная игра в недосказанность мысли, понятная изначально обоим сторонам диалога была своего рода вольностью, которую комиссар позволял себе не всегда и не со всеми. Но с Сусанной такая игра слов сама ложилась на мысли, сама просилась и он не собирался отказывать своей интуиции и внутренним ощущениям правильности выбранной тактики.

Она смотрит лукаво наклоняя голову, тонко улыбается своим мыслям, и смотрит из под пушистых ресниц своими изумрудными глазами. Она ведет диалог непринужденно-легко, игнорируя все правила приличия Тайного Города и в ее «вы» он слышит яркое и четкое «ты», просто, она еще не приняла этого факта, еще не призналась сама себе, что это единственное и верное обращение, без лишнего расшаркивания и попыток понравится или произвести впечатление. Это другим представительницам ее дома нужно стараться, чтобы оказаться в числе тех немногих, на кого он готов смотреть дольше положенного этикетом времени. Это другим фатам, да даже жрицам, нужно старательно взвешивать каждое слово, потому что комиссар не терпит фамильярности и легкости там, где требуется деловой тон, это другим нужно держать с ним дистанцию, а те, кто достаточно хорошо его знают, уже перестали удивляться его легкости и манере быть естественным в любой ситуации, будь то очередная игра в покер с помощниками, или прием у рыцарей. Просто, нелюди были иными, пусть даже почти не отличимы от челов.
Вот, сейчас, он наблюдал за тем, как Сусанна ведет ладонью по белоснежной скатерти и касается пальцами стакана с водой, а уже через мгновение видел эту ладонь совсем в ином ракурсе. Богатое воображение, подстегиваемое не менее богатым опытом, легко способно было увести его далеко от личной беседы, тем более тогда, когда он решил окончательно, — она будет его, даже если сама Сусанна имеет другие намерения. Сантьяга не привык получать отказ, во многом потому что комиссару Темного Двора редко отказывали [то ли из-за страха, то ли потому что он умел делать неповторимые предложения]. Его не волновал ни тот факт, что девушка была представительница иного Великого Доам, как не волновал и факт того, что Сусанна вполне могла иметь совершенно другие планы на жизнь. Темный слишком привык добиваться своего, так что, оставалось лишь правильно расставить приоритеты в этой войне за ее сердце. Гибкий ум уже строил несколько вариаций ее завоевания. Он умел быть спонтанным, но, все равно считал, что некоторые шаги требуют осторожности и такта.
Он улыбается ей, вторя той очаровательной улыбке, что блуждает по ее красивым губам, и кивает, не собираясь отрицать очевидного. Все эти сюртуки, кафтаны, кюлоты, чулки или туфли ему импонировали, тем более, что на высокой худощавой фигуре нава любой каприз моды челов сидел с той неповторимой элегантностью, которой годами пытались добиться высшие правители стран и государств. Сантьяга просто облачался в одежду, не позволяя костюму носить себя, а всегда носил его так, словно это единственное и самое важное в его жизни.
— Право дело, сегодня мода у челов на порядок проще и легче, очаровательная фата, что меня больше радует, нежели огорчает.
Он мягко усмехнулся девушке, как бы невзначай демонстрируя серый костюм, не перегруженный лишними элементами или деталями, но при этом так или иначе привлекающий внимание каждого стиляги этого времени. Комиссар не желал носить что-то обыденное ил традиционно навское в цветовой гамме, из-за чего Князь с ним спорил не первое столетие, но даже эти споры были столь обычным явлением, что  темный предпочитал не следовать рекомендациям высшего иерарха их Дома.
— Сусанна, что нам, — здесь он уже сознательно выделил это «нам» словно невзначай давая понять, что это «мы» относится не только к вечеру, который они прекрасно проводили, но и к возможным будущим встречам, — ... говорить о моде челов, если Тайный всегда жил по своим правилам. Ваш наряд не менее буржуазен, но от этого он лишь выигрывает, подчеркивая вашу неземную красоту.
Удержатся от очередного комплимента оказалось выше его сил, и одарив собеседницу мягкой улыбкой, темный сделал глоток вина, едва ли мысленно коснувшись концов.  Эти яркие представители Тайного Города были знатными модниками и дамскими угодниками, из-за которых не мало достойных мужей были забыты в пылу страсти. Сантьяга смотрел на это как на забаву, когда очередная громкая разборка между рыцарем или дружинником и концом достигали его слуха, считая это скорее забавным явлением, нежели мешающим. Не раз, он даже подстраивал свою очередную интригу под этот шум, чтобы след Нави в очередном скандале не присутствовал от слова совсем. Комиссар умело пользовался любвеобильностью концов и тем фактом, что дамы им не умели отказать, и в такие моменты благодарил Тьму, что в их Великом Доме нет падких на лесть личностей, любящих ушами. Это грело его темную душу.
— Признаюсь честно, еще не довелось. Считаю, что для подобного визита в «Ящерицу» требуется прекрасная спутница и время, — именно вот в такой последовательности. Он ничего не напутал. В Тайном давно было известно, что каждая дама замеченная рядом с ним, это потенциальный объект интереса для журналистов Тиградком, для слухов и пересудов. Обрекать на подобное он готов был не каждую. Естественно, ничего не мешало ему прийти в ресторан и одному, насладиться ужином в деловой атмосфере или одному, заказать лучшего коньяка и следя за действием на сцене, просто погрузиться в атмосферу, но каждое сказанное им сейчас слово было сказано именно в той интонации, чтобы дать Сусанне подумать о том, что именно может иметь в виду комиссар Темного Двора. А, самое главное, правильно ли она его поняла, прочитав полунамеки в интонации, или это прекрасное вино челов и спокойная атмосфера ресторана действует на нее, а темный просто демонстрирует знаменитое воспитание и такт. Очередная интрига, сплетенная в угоду своему «я», которая не несла за собой глобальных, пока что, изменений в политической карте Тайного Города. Ведь, фата всегда могла попросить отвезти ее домой, завершить вечер, выйдя из него с достоинством и гордостью, свойственной лишь дамам из Зеленого Дома, и более не встречаться с «проклятым навом» нигде, кроме официальных раутов, или ежегодных королевских приемов, которые он ни разу еще не пропустил.
— Сусанна, — следуя порыву, Сантьяга отставил бокал и встал из-за стола, лишь для того, чтобы оказаться чуть ближе к фате и протянуть ей руку. В Тайном Городе не было принято касаться других магов, как не было принято многое из этикетов челов, вроде здороваться за руку или целовать тыльную сторону ладони дамы при встрече. Маги обходили эти примитивные правила стороной, бережно относясь к своему личному пространству. Сам нав нарушал это правило исключительно по собственной инициативе, либо во время затяжных тренировок с гарками, когда ряд установок можно было нарушить во благо друг друга, но то было иным. Здесь и сейчас, он протянул ей ладонь совсем для иного. Звучащие романсы челов казались ему достаточно мелодичными, чтобы присоединиться к нескольким танцующим парам. — Не окажете ли мне честь, согласившись на танец?
Высокий, статный, в идеальном сером костюме, он терпеливо ожидал решение Сусанны, более чем уверенный в том, что в танце ему не откажут, хотя бы для того, чтобы хвастаться подобным достижением пред иными фарами Зеленого Дома, ведь танец на приеме у королевы это одно, а вот так, где нет лишних правил этикета, — все обретало совершенно иные очертания и контекст.

Душа твоя, как первый снег, бела.
И ты бесстрашна, Праведная Дочь!

Эта война длится тысячи лет, сминая стройные ряды сотни поколений магов. Этой войне было посвящено бесконечное количество баллад, стихов и поэм. В ней погибали, в ней возрождались вновь, в ней обретали свой штиль и шторм и на ее алтаре клялись в вечности чувств, в авторе сердца, в обречённой безысходности стремясь сохранить хотя бы эту войну. Самую жестокую, самую безжалостную, самую беспощадную к своим солдатам. Война которая захватывала каждого, не важно каков их генетический статус, положение в Тайном Городе и при своем Великом Доме. Сантьяга знал об этой войне достаточно, потому что даже его статус комиссара не оградил от побед и поражений. Этот статус лишь усложнил и без того не равный бой за сердце избранных им нелюдей. Мало кто решался вступить в отношения с комиссаром Темного Двора, мало кто рисковал лететь на черный огонь его души, на то пламя, которое он мог подарить, обнять и которым согреть. «Неправильный нав» по мнению некоторых, ведь он так резко отличался от своих же: предпочитал светлые тона, не отдался Тьме до конца, сохранив свое «я» и плел самые рискованные интриги, ловко заметая следы. «Неправильный нав» который имел возможность открыться столь малому количеству нелюдей, что их имена на века врезались в память, оставаясь там целыми историями. Их было слишком мало, потому что большее он не мог себе позволить. Как бы не стремился он к теплу чужой души, к тому огню, что горел магией в других, он всегда должен был помнить о благе собственного Великого Дома. Поэтому, порой, поколению чудов и людов являлся не игривый нав умеющий с улыбкой обводить вокруг пальца, а жёсткий и жестокий исполнитель воли Князя, не видящий ничего, кроме собственной цели. В такие года, он словно откладывал маску легкомыслия, превращаясь в ту самую стрелу тьмы, что пустил в цель Князь. Холодный, отрешенный от мирского, спокойный и непробиваемый.
Протянутая раскрытая ладонь была самым верным признаком того, что нав решил вновь нарушить свое правило, — никаких отношений на ближайшие столетия. Живущему вечно, каждый такой Роман, каждое сближение с чудой, людой или дайкини, шаской, рыцарем или бароном давались нелегко. И если о его романах и ходили слухи, то исключительно те, которые он сам позволял. Живущему вечно, приходилось в итоге отступать вновь к той, кто всегда его принимала. Носящему в себе не одну тайну Темного Двора, приходилось быть предельно аккуратным с каждым из тех, кому он протягивал вот так, без страха и задней мысли, раскрытую ладонь. Сантьяга каждый раз платил разбитым сердцем за каждый из романов, так и не находя силы прийти к тому, кто истинно был важен.
Но, сейчас, с лёгкой улыбкой ожидая ее решения, темный предлагал танец, ни к чему не обязывает танец под музыку челов, когда можно притвориться, что они совсем как вассальная семья Зелёных, не знают ничего про магию, не верят в чудеса, не нарушают правила. Протягивая ладонь Сусанне, Сантьяга признавался в своей симпатии к ней, к тому, что эта симпатия куда больше и глубже простого любопытства и желал увидеть в ее жесте нечто схожее, хотя бы где-то там, на дне изумрудно-зеленых глаз, что так влекли его.
Тьма коснулась зелени, с любопытством обволакивая ее, не поглощая, лишь изучая, словно, впервые наблюдая эти веселые искры жизни. Тьма безмолвствовала, но ей не требовалось слов, чтобы быть принятой им, чтобы быть понятой. Она не осуждала, лишь с лёгкой полуулыбкой наблюдая за очередной ошибкой своего любимчика, зная, что ему не изменить, понимая, что однажды он вновь придет к ней, склонив голову и тяжело вздохнет. Он всегда приходил. Всегда одинаково опустошенных головокружительным романом, всегда одинаково переполненный эмоциями и пережитым взлетом, опускаясь после него на самое дно, где она умерив свое любопытство, рассказывала объятья, принимая в них любимого сына. Он каждый раз был благодарен ей за эту молчаливость, был благодарен тому, что она не осуждает, не призывает опомниться, напоминая старые промахи. Она просто молчала, словно понимая как сильно он нуждается в ответных чувствах, насколько он падок на эти эмоции, на такое положение и почти человское “нужен”. Тьма прекрасно знала свое творение, и молча ждала. Даже сейчас, когда на кончиках пальцев вспыхнула искрами, никем не замеченными искрами возмущения от контакта с чужой энергией, с чужеродной магией. И Сантьяга и Сусанна были не просто магами, оба имели прямой доступ к своим источникам, оба были опасны, непредсказуемы, но в этом их сходство завершалось. Он был навом, она людой, он, — комиссар Темного Двора, она, — фата, приближенная к королева с возможностью занять трон, если верить предсказаниям. Он использовал энергию своего источника, был порождением тьмы и одним из тех, кто когда-то убрал с политической доски не только асуров, но лично бился с гиперборийцами, вел в бой гарок против Знающих Виселок и собственноручно эвакуировал магов Тайного, когда пришли Инквизиторы. Она же, читала об этих событиях лишь в манускриптах истории, смотрела на мир широко распахнутыми зелёными и готовилась к чему-то большему, чем стать просто жрицей. Сусанны ждало будущее, которое она ставила под удар, вкладывая в его ладонь свою, позволяя самой себе почувствовать покалывание враждебной, чужой, энергии, и ощутить теплую кожу чужой ладони, которая легко потянула на себя. Комиссар не сомневался в том, что фата согласится. Интрига, сплетенная за долю секунды, когда на кон разом было поставленной столь много, что думать о негативных последствиях совершенно не хотелось. Комиссар рискнул, и получил в награду прекрасную возможность оказаться непозволительно близко к фате, обнять ее тонкий стан второй ладонью, чувствуя гибкость тела и легко повести в танце, ведь именно ради танца и было все затеяно.
Он вел легко и в то же время уверенно. Вел так, как должен вести мужчина женщину, которую выбрал, не обращая внимание на статус, различия и взгляды завистливых челов, что в открытую или скрытно бросали на их пару. Темный слишком привык выделяться среди других, чтобы обращать внимание на окружающих и их мнение. Сусанна… он надеялся лишь на то, что она не станет тратить свое драгоценное внимание на подданных своей семьи, тем более, что они сегодня были в этом заведении инкогнито. Ему нравилась реакция которую он получал. Нравилось чувствовать ее, нравилось заставлять других желать того, же, бросать дерзкий вызов окружающим и одновременно с этим показывать, что свобода вот она, стоит протянуть ладонь, стоит прекратить следовать за не своей мечтой.
— Благодарю, очаровательная фата.
С улыбкой произнес Сантьяга провожая после очередного танца даму к их столику, ловко избегая зрительного контакта с каждой кокеткой, каждая из которых наивно старалась затмить в его глазах фату. Сантьяга видел лишь ее одну, такую живую, настоящую, неповторимо яркую и желанную. Видел и не желал сводить взгляда, выпускать ее руки из своей, хотя, казалось бы пора, — часы пробили ровно двенадцать, когда они кружили в последнем танце, и согласно сказкам челов, она, Сусанна, должна была сбежать при последнем ударе из двенадцати, чтобы ее карета превратилась по дороге в тыкву. Эта сказка была полна наивности, да и нереальна. Он не прекрасный принц тридевятого королевства, а она не бедная Золушка, с крестной феей. Скорее, сама Сусанна смогла бы кому-то легко подарить чудо в виде платья или маленького праздника. Она сама была чудом чужого, враждебного, дома, при этом не прекращая его очаровывать, чему нав был только рад. Ему было хорошо. Этот вечер вообще казался сказочным, почти как та самая сказка про несчастную Золушку, правда о которой так и останется нераскрытой для челов. Деактивировав пирамиду поворотом основания, темный поднял лишь ладонь, привлекая внимательного официанта к столику двух таких прекрасных гостей, одной пары, что не оставляла чужие умы. Для него до сих пор существовала лишь одна фата из Зеленого дома, и это было волшебно. И, если фата желала кофе, он собирался разделить с ней этот напиток, просто, чтобы не выпускать ее из поле зрения, чтобы не сбегать из удобного зала и от прекрасной компании, пусть даже каждому из двоих нужно было возвращаться к реальной жизни, каждой стороне нужно было двигаться по своей дороге. Но, как сделать это, если на кончиках его пальцев все еще ее магия Колодца Дождя, и темный чувствует, как она тянется к той магии, которая наполняет его самого. Это тонкая грань, то самое перемирие в вечной войне сердца и разума, которое достигается обоюдным желанием обеих сторон. Грань, которую он желал бы переступить, но пока ждал, словно не был уверен в спутнице, хотя, и решил для себя, что она будет его, не потому что ему не отказывали, а потому что он умел убеждать, а убедить гордую дочь Великого Дома Люд в том, что это ей нужно нужно уметь. Это куда интереснее политически игр, потому что непредсказуемое сердце, свое и чужое, может натворить бед, если не пытаться контролировать себя и свои порывы.
— Два кофе и десерта, — вежливо попросил Сантьяга не сводя взгляда с глаз девушки, тихо и весело при этом рассмеявшись. — Право дело, даже мне не рассказывают секретов его приготовления, Сусанна, видимо, опасаясь, что в таком случае, перестану его заказывать, — темный пригубил вина.
На самом деле, было одно место, где варили прекрасный кофе, и оно было отнюдь не в Тайном Городе и даже не в Москве. За настоящим вкусом этого напитка нужно было отправится на восток, но ему настолько было уютно и хорошо в компании фаты, что срываться в портал ради кофе казалось кощунством. К тому, же здесь все же варили очень даже вкусный напиток, способный конкурировать с классическим, — заваренным на песке.
— Сусанна, — Сантьяга крайне аккуратно подбирал слова для этого вопроса, чтобы не звучать излишне заинтересован, но к тому же чтобы вопрос не звучал как политический интерес. Все же, как бы он не был очарован фатой, он прекрасно помнил о том, что они представители разных Великих Домов, а значит, любая тема касательно влияния Домов, Королевы или Князя, или даже просто обмен мнений об Ордене, могло трактоваться в угоду собственному положению. Увы, даже в дали от Тайного Города, среди челов, наслаждаясь  десертом с кофе, они не могли забыть о том, что магия их жизнь, а интриги для одного из сидящих за столом образ жизни. К сожалению, а может и к счастью, нав слишком хорошо был осведомлен о своей репутации среди других семей. — Неужели на балах в Зеленом Доме столь скучно, что вы предпочитаете избегать танцев?
Расчет нава был крайне тонок. Задавая с легкой небрежностью вопрос, обходя острые углы чужих тайн, он при этом оставался в плюсе. Во-первых, имел возможность узнать есть ли кто-то кто претендует на ее внимание, во-вторых, как она относится к этому возможному кандидату, ну а в третьих, он уже подумал на какое именно шоу в «Ящеррице» хочет пригласить фату. Оставалось разобрать последние детали этой операции, которая была выгодна лишь ему одному, ведь Темный Двор не увидел бы выгоду очередного романа комиссара, разве что, список трат стал бы немного длиннее, впрочем, Князь опять промолчит, припомнив ему эти статьи расхода тогда, когда сочтет нужным.
А, услышав ответ, темный ловко сменил тему разговора, уводя диалог вдаль от Тайного Города и его интриг. Ему было интересно что Сусанна могла бы рассказать о мире, как она вообще смотрела на этот самый мир, и сам делился тем, за чем по сути пригласил ее в ресторан, ведь он обещал ей истории из своей жизни.
— … капитан оказался челоv чести, а его «никогда не проигрываю» в тот день дало осечку сначала в выборе оппонента, а после и за карточным столом. Как итог, мы заключили с ним пари. Он до сих пор упрямо верит, что это возможно, обогнуть мыс Горн в сезон бурь. Как понимаете, очаровательная фата, мне некуда спешить, так что я жду, когда он либо добьется своего, либо сдастся. Но, «Безумство храбрых — вот мудрость жизни! Безумству храбрых поем мы славу.», так что, пусть чел развлекается. Великие Дома на это слишком давно закрыли глаза.
Сантьяга с легкой веселой улыбкой закончил рассказ, лишь сейчас подавая вид, что заметил пристальный взгляд официанта, который смотрел на их столик уже не одну минуту. Комиссар догадывался к чему этот взгляд, и поэтому кивнул, позволяя подойти и с извинением сообщить, что ресторан через пол часа закроется. Поблагодарив чела, нав перевел взгляд на Сусанну, предлагая ей сделать выбор, продолжить вечер или завершить его на этой ноте. Все же, в таких делах аккуратность превыше всего.

Глава II

http://x-lines.ru/letters/i/cyrillicscr … y7dy39.png
Откинувшись на высокую спинку идеально подогнанных под фигуру, мужчина усмехнулся, потирая подушечку указательного пальца о подушечку большого. Движения его были размеренными, неспешными. Так дегустатор делает глоток коньяка, медленно раскатываете его по небу, раскрывая всю глубину аромата напитка, сердцевину благородного хмеля. Так, пробуют новое, старательно стремясь запомнить каждое ощущение, каждую деталь. Шероховатость кожи, пылинку, затесавшуюся между подушечками пальцев, которая и не мешает, а наоборот создаёт дополнительное ощущение, украшает дополнительными штрихами этот момент, который отложившись в памяти, останется там на всегда. Мужчина чуть сжимает подушечки, как будто стремится раздавить ту пылинку, что посмела нарушить идеальное мгновение и чуть мечтательно улыбается. Сейчас, сидя в кабинете, где никто не смеет быть свидетелем его действий, он позволяет себе немного больше, чем положено при его положении. Пожалуй, увидит кто его, решили бы, что этот брюнет достаточно романтичные, склонен к фантазиям и даже полетам в облаках, что для него чувства важнее, чем долг и обязанности. Решивший такой явно не узнал бы в брюнетка комиссара Темного Двора, нелюдя с самой безупречной репутацией во всем Тайном Городе и за его пределами. Каждый представитель любой из семей, будь она Великой либо вассальной, знал, или считал, что знал — Сантьяга никогда и ничего не делает просто так.
На самом деле, это было правдой лишь от части. Будучи не просто рядовым навом, а вторым после Князя, если упустить Советников, Сантьяга всегда и в любой ситуации искал выгоду в первую очередь для своего Великого Дома. Не важно экономическая эта выгода или стратегическая. Интересы Дома он ставил превыше собственных, впрочем, о собственных интересах комиссара никто, как раз и не ведал. Темного это более чем устраивало. Ему нравилось наблюдать за тем насколько изменялся Город, чувствуя очередную его манипуляцию, как Город подбирался, стараясь предугадать, что стоит ожидать от него и какие будут последствия этих действий. Ему доставлял удовольствие не только плести сложную плеть интриг, но и наблюдать за изменчивостью природы нелюдей, которым приходилось иметь дело с последствиями его планов. Это было своего рода удовольствие. Впрочем, ещё больше он наслаждался получаю достойный отпор, попытку защититься, когда все или почти все ходы жертвы уже были известны и просчитаны заранее, а она все равно отчаянно билась, сохраняя свою гордость, неприступность, упрямство. Нав любил такие игры.

Но, сейчас, сидя в кресле и перекатывая пылинку между подушечки пальцев, Сантьяга думал не об очередном перевороте в Ордене или Зелёном Доме. Его ближайшие планы касательно этих старых и мирных врагов должны были начать воплощаться не раньше, чем через двадцать лет. Он думал даже не о величии Темного Двора или покое Князя. Перекатывая пылинку Сантьяга думал о том сопротивлении которое она давала, как боролась с неизбежным и как сдавалась этому неизбежному. Он думал о вечере, который провел в компании с очаровательной фатой. Не о той части, где пришлось делить внимание на Сухарева Башню и рыцаря, на контроль и порядок, а ту, что наступила после. Он вспоминал кокетливую улыбку Сусанны, ее пронзительно зелёные глаза и струящееся в пол платье, подчёркивающие красоту и стать ее фигуры. Он вспоминал то, самое первое, ощущение, когда она коснулась его, когда позволила себе больше, чем диктовали правила приличия Тайного Города. Он вспоминал то первое ощущение, когда энергия Колодца Дождя соприкоснулась с Тьмой навского источника и не испугавшись ее попыталась узнать больше. Это было как совсем лёгким ударом тока, который даже чел бы посчитал бы мелочью, что уж навы от этого. Но, именно этот маленький импульс, разряд, посланный столкновением, дал уверенность в дальнейшем развитии событий.
Признаться честно, нав этого не планировал. Как и кто не стремился бы доказать, что чувства — это непредсказуемый синтез предсказуемых химических веществ, он знал точно — влюбляется не входило в планы. Нав чуть нахмурился, словно выуживая из памяти нужные даты, лица и события, но, он помнил идеально. Последний раз подобное он испытывал лет четыреста назад, когда Тайному пришлось отступить от Земли, ютится на пяточке земли, и принять правила господствующей расы, что уничтожила весь свой магический потенциал, похоронив шансы на возражение великих семей вырезая их под корень. Они тогда все пришли к мнению, что жемчужина миров слишком важна, дабы по неосторожности кого-то из боевых магов превратится в руины. Пепел противостояния только-только улёгся под стопы воинов, кровь только перестала течь, смешиваясь меж собой, когда он увидел ее, совсем ещё юную по годам. Она держалась тени, тщательно пряча свое горе утраты, но едва дрожащие плечи выдавали то, что ей совсем не холодно, физически. Темный наблюдал такую реакцию, знал, по крайней мере едва не испытал то ужасающее «лишиться всего» и поэтому отправив арест в Цитадель, шагнул ей на встречу. Она как будто не видела надвигающегося темного, или ей уже было не важно, ведь ее платье было испачкано в крови, не ее, в ее глазах поселилась вековая печаль, а в руках у нее был лишь обломка кинжала, тоже не ее. Комиссар оказался рядом с ней слишком быстро, и так же стремительно сняв с плеч плащ, набросил на дрожащие хрупкие плечи алой ведьмы, позволив ей в первое же мгновение их знакомства найти опору в своем плече. Темный держал ее за плечи и сам себе тогда позволял иллюзию, что все обошлось. Чуда, прекрасная чуда, с по истине королевским именем стала его опорой. Он даже сейчас помнит то удивление, что читалось на лицах других, ведь все считали женщин семьи чуд достаточно скромными, излишне сдержанными и практически не владеющими магией. Они не понимали, чем простая чуда смогла привлечь такого интрига, как он. А Сантьяга не спешил предоставлять отчёт о своих чувствах другим. Он влюбился, позволив этой влюбленности затянуть раны собственной души, своего страха, своего отчаяния и опасений. Он влюбился, и сделал все, чтобы жизнь избранной девушки была самой яркой и прекрасной и она не жалела о той минутной слабости, когда ее хрупких плеч коснулся его плащ и не отстранившись, не сбросив эту заботу о себе, она позволила себе выронить обломок меча брата, достойного горностая, и поверить в то, что исходящая от нава тьма не раздавит ее. Он просто влюбился, позволяя себе вновь иллюзию того, что на этот раз все будет иначе, что у него чуть больше времени, чем пару десятков лет, которых он не ощущал, но видел на ее красивом лице, в ее прекрасных глазах. Очередная иллюзия разбитая самым бесстрастным свидетелем его падений и взлетов. Даже тьма была покорна этой силе, даже навы склоняли пред ней голову, потому что время было единственным, чем они не могли управлять. Тот случай с Знающими был совсем иным действом, актом отчаяния, поисками надежности и безопасности для Тайного Города. То, исключение что подтверждает правило. Он помнит каждый день, который она ему подарила, каждый миг той связи, что у них была и каждый шорох чужих слов что пылью времени падали на их плечи. Он слишком хорошо помнил ее, чтобы следующие десятилетия позволять себе влюбиться вновь. Ему с лихвой хватало того, что было на душе, того всепоглощающего ощущения, что он гнал под броню спокойствия и контроля. Но, один взгляд на Сусанну нарушил все его планы на двадцатый век, который он жаждал провести подобно веку девятнадцатому. Он не собирался влюбляться, но снова оступился, оказавшись во власти этого чувства, которое грело, заставляя находить новые грани.

Резко потянувшись к молчавшему телефону на краю стола, Сантьяга снял трубку телефонного аппарата Эрикссон, инкрустированный золотом и слоновой костью. Практически идентичный тому, который был подарен в 1903 году человскому царю Николаю II, но более утонченной работы. Разумеется, Князь ворчал, наблюдая этот аппарат и траты своего аватара, но поделать ничего не желал, приняв слишком давно очевидность трат комиссара. Сантьяга наглел, всегда и без зазрения совести шел на риск, но с Князем, деля одну тайну на двоих, он всегда находил повод договорится и знал лучше почему он так реагировал на выходки высшего мага Темного Двора. Они оба знали правду и выговоров, и ворчания, и оба делали вид, что это совершенно незначительная деталь не требующего излишнего внимания.
— Уважаемый Хамзи, есть ли у вас черные лилии?
Подобный вопрос если и удивил шаса, то тот не подал вида, по крайней мере в ответе его голос не дрогнул, а этого было достаточно для комиссара, чтобы продолжить свою мысль, озарившую ему мгновение назад. Он хотел подарить цветы Сусанне, еще там, когда увидел ее в первый раз, но сдержался, а теперь, когда вечер оказался в прошлом, можно было вызвать свое восхищение ее красотой, мудростью, кокетством и женственностью. Прося телефонистку связать себя с Торговой Гильдией, темный знал, отказа не будет, какой бы запрос он не послал. А, черные цветы — это же такая мелочь, по сравнению с тем, что может храниться на складах у проворных и профессионально упрямых шасов. И, сколь сложными не были бы отношения сюзерена и вассала, они всегда оставались профессионалами. Сантьяга платил свою цену за любую услугу или покупку, прекрасно понимая, что Темный Двор в последствии получит часть этих денег обратно, в виде налогов. Круговорот денег, как и магии в природе был столь же древним, как и времена, когда навы только пришли на землю. Завершив приятную часть дня, комиссар вернулся к делам, погрузившись в изучение доклада Ортеги по факту разрушения башни. Ничего интересного выловить в сухих фактах он не собирался. Как не надеялся и на то, что челам удалось найти что-то ценное для Великих Домов. Самый главный, и единственный, артефакт был вынесен хранителем, а остальное являлись безделушками, пустышками и некоторой сентиментальностью того, кто там когда-то жил. Черная Книга ушла из-под носа высших магов Тайного Города тем самым закрывая главу охоты на человским источником магии. У Сантьяги были свои цели касательно подобных артефактов, в которые он не посвящал даже помощников. Длинные пальцы мага прошлись по черной папке, куда он отправил последнее подписанное распоряжение. Эта история завершилась, более башня не представляла интереса для темного, а папка отправилась в канцелярию Темного Двора, откуда перейдет в архивы, заняв с вое место на полках, покроется пылью времен, и, возможно, однажды он вернется к ней, чтобы вспомнить детали операции и продолжить от туда, где его прервали наглым вмешательством.

— Сусанна.
Его голос совсем не громкий, можно сказать, он даже чуть тих. Ему не нужно кричать, чтобы его слушали, ему даже не нужно напрягаться, чтобы к нему прислушивались. Он просто произносит имя. И, ловит ее любопытный взгляд. Ждала ли она его здесь, на территории Зеленых? Ждала ли она вообще комиссара? С того вечера прошло несколько дней, которые были расписаны по минутам, и каждое дело требовало внимание комиссара. Но, война осталась позади, поход очищения уже состоялся. Сейчас, темный, привлекший внимание очаровательной фаты выглядел более чем мирно. Облокотившись на крыло своего спортивного купе, зацепившись каблуком туфли за подножку машины, одетый в привычные светлые тона, нав был слишком заметным в серости будней города, который вынужден был делить с зашоренными челами. Нав вообще больше походил на сошедшего со страниц романов героя, нежели жителя Москвы. В черных, глубоко посаженных глазах сила и уверенность, в позе напускная расслабленность, а уложенные на пробор черные волосы скрыты шляпой. Да, он вновь выбрал человский фасон, а Турчи прекрасно справился с заказом, поэтому он щеголял сегодня в новом костюме, в коллекционном галстуке и неизменных черных бриллиантовых запонках на манжетах белой рубашки. Темный по нраву, по душе, признающий лишь власть Тьмы, яркий представитель вторых детей Спящего, он бросал вызов миру смертных и вечных, миру магии и немагии, челов и нелюдей.
— Рад видеть тебя, очаровательная фата.
Нав улыбнулся той, которая была гордой дочерью своего народа. Люда, прекрасная, восхитительная, опасная. Понимал ли он с кем ведет диалог? Темный не просто понимал, он знал, что Сусанна одна из приближенных к Королеве Зеленого Дома, знал и то, что она одна из самых явных кандидаток на трон имеющая все шансы его занять в случае выдвижения собственной кандидатуры после ухода Светорады. «Проклятый нав» знал слишком много, понимал сколь высока его ставка и не собирался отступать. Сдаваться никогда не было для него выходом и выбором, он уже поставил себе цель, завоевать фату, и эта цель манила его.
— Я приглашаю тебя на обед. Выбирай куда.
Комиссар не задает вопросов, потому что его не устроит отказ. Комиссар просто предлагает, при этом не отказаться, а просто выбрать место, не ограничивая этот самый выбор одной лишь Москвой. А, еще, он видел каким взглядом провели Сусанну ее подруги и конкурентки в одном лице. Как знал и то, сколько вопросов вызовет ее согласие присоединиться к нему и покинуть это место. Впрочем, комиссар видел слишком многое и понимал не меньше, чтобы позволить ей сделать выбор самостоятельно. В конце концов, букет черных лилий, что остался в машине, он сможет отослать ей и домой, если она откажется от обеда.

Он лишь тонко улыбается в ответ на ее «если» и следующий за этом вопрос потому что знает — если бы она была занята, вряд ли эта встреча состоялась бы вот так легко и просто. Он тонко улыбается ей, без иронии, без язвительности или сарказма. Улыбается с теплотой и нежностью, которую может добиться от него лишь та, которая заняла место в его сердце. Но, она права, если бы она была занята, он бы подождал. Не потому что у него нет иных занятий или обязанностей. Он подождал бы ее потому что хотел провести с ней остаток этого дня, освобожденный от дел и встреч. Пересекая в прошлый раз черту дозволенности и условностей, он просто вел в этом пересечении правил, легко направляя очаровательную фату, чувствуя ответное желание. Если Сусанна хотела бы, она ушла бы. Взмахнула бы своими длинными ресницами, бросила бы в лицо «ненавистного нава» холодный отказ гордой дочери Зеленого Дома и ушла бы, оставив его ни с чем. Но, она не сказала «нет» лишь кокетливо заглянула в глаза, не изображая этого самого кокетсва, не играя с ним в ужимки, в скромность и лесть. Она была искренней, она была честной и темный ценил эту честность превыше всего, потому что эта самая честность говорила куда больше простых слов, упрощенного до банальности языка действий. Так что, он лишь бросает короткий взгляд за ее спину, в сторону тех, с кем однажды ему придется общаться как со жрицами Великого Дома Люд. Они лишь очередные лица, очередные имена в истории Зеленого Дома, а вот Сусанне предстояло куда большее возможности, в которых ей еще предстоит разобраться, а самое главное определить свой будущий путь. Будет ли он полон интриг и головокружительного управления или она выберет более тернистый путь, вкладывая в его протянутую ладонь свою. Пока что, она распускает свои густые светлые волосы, показывая все, что ему нужно для того, чтобы правильно понять ее действа, ее желания. Что стоит наву открыть портал, особенно, когда он является высшим боевым магом собственного Великого Дома?
Сантьяга кивает ее желанию. Это Забытая Пустынь имеет свое право в Москве диктовать человские законы Тайному Городу, игнорируя протянутую руку помощи в ряде вопросов, и считающая, что маги лишь порождение демонов. Впрочем, сам  темный имеет подобное прозвище среди человских магов-клириков Церкви, призванных следить за соблюдением договора который Тайному пришлось принять под давлением инквизиторов. Это для этих челов доступная магам истина жизни и смерти кажется настораживающей и неправильной. Но, даже спустя года, десятилетия и столетия, передаваемые знания от одного клерика к другому, от одного стража правил ко второму, неизменно находится кто-то, кто готов закрыть глаза на правила, когда дело касается жизни самых важных людей, и когда их Бог не оказывает ни какой помощи, а молитвы лишь пустая трата времени. Отчаяние не лучший советчик, темный это прекрасно знает, но когда к нему поступило то письмо, он не проигнорировал просьбу тогда еще епископа, хотя мог. Мог предать его огню, забыть, указать на договор и забыть о том, что отказал какому-то челу с его глупой верой. Но, тогда, годы назад он дал согласия, позволив эрлийцам сделать то, в чем они лучше всего разбирались, и с тех пор, «заключив сделку с дьяволом» Аброджио Дамиано Акилле Ратти палеограф, который потратил года на и зучение древних церковных записей, знал, что его бог бессилен перед знаниями, к которым его не подпустили, но знания которые спасли его. В двадцать втором году он принял высший сан и с тех пор предпочитал не общаться с Тайным Городом, но в редкие приезды Сантьяги в Рим, по делам, он был рад отложить служения на благо народа и обсудить с темным дела мирские, что не касались веры и правды каждого из них. В одной из таких бесед он честно признался, что возродить традицию благословения с балкона «Urbi et orbi» его вдохновил как раз Тайный Город со своей политикой Великих Домов, когда возможность обратиться к высшему иерарху есть у каждого желающего, даже если это не вассальный его семьи.
Поэтому, дослушав просьбу Сусанны, Сантьяга думает не долго, и щелкая пальцами открывает межконтинентальный портал, прикладывая к этому достаточно сил, но это все равно малая часть той, которую он несет в себе, малая крупица его возможностей. Нав не красуется, просто обычный портал сейчас самое удобное, для того, чтобы забыть про прохладу Москвы с ее наступающей зимой, оставить позади полные зависти и интереса глаза фей и автомобиль, забыть на несколько часов о необходимости играть роли возведенные в абсолют. Комиссар хочет простого ужина полного общения, а не игр в интриги. Хочет того, что было в тот вечер, когда они поехали в человский ресторан, затерялись среди вассальной семьи и провели часы за прекрасным общением.
Аброджио, как привычно обращался комиссар к главе Риской Церкве оказался очарован красотой и тонкой натурой Сусанны, был пленен ее красотой и умом и не задумываясь дважды позволив гостям остаться на ужин, к тому же, каким бы саном он не был бы наделен, в первую очередь  Аброджио был мужчиной, и прекрасно понял стремление страсти комиссара исполнить желание очаровательной фаты. Впрочем, брошенное на прощание «буду рад видеть вас в гостях, фата Сусанна» красноречиво означало одно — ее приглашали в гости и надеялись, что люда согласится однажды ступить в Ватикан без темного.

— Увы, пришлось вновь усмирять характер вассальной семьи, очаровательная фата.
Сантьяга наблюдал за тем, как рано садящееся солнце играло в бокале Сусанны с вином, наполняя его последними остатками тепла. Даже милый сердцу древний Рим, со своим мягким средиземноморским климатом сдавался природе и поддавался на прохладные объятья зимы, и будь они простыми челами, то балкон папского дворца показался бы им излишне прохладным местом для трапезы. Но, они были магами, в их жилах текла энергия источников, у каждого своя, и они почти не ощущали этого касания прохладных ладоней ветра, что едва дотрагивался до них двоих, окутанных «интимным пологом» чтобы никто не мешал трапезе, чтобы не задавали лишние вопросы. Да и наведенный морок позволял не испытывать проблем с любопытными взглядами.  Аброджио не собирался мешать, тем более, что он удалился по своим, папским, делам. О том, что «усмирять характер» означал «поход очищения» стоило не говорить даже. Об этих походах ходили чуть ли не легенды среди жителей Тайного Города. Темный Двор устраивал их либо в ответ на набег Саббата на город, когда перепуганные жители прятались в домах с наступлением сумерек и темноты, либо для поддержания мира среди масанов, сокращая популяцию излишне наглых и жадных до человской крови. Навы соблюдали договор до последней буквы и требовали того же от вассальной семьи принявшей Догмы покорности. Раскол наступивший в этой семье четыре сотни лет назад до сих пор приносил Сантьяге лишь проблемы, так что он уже начал думать о том, что этой войне пора положить конец. Вложить эту истину в голову враждебно настроенных кардиналов было сложнее, они слишком цеплялись за свою призрачную свободу, слишком были похожи в этом стремлении на челов и так же быстро вспыхивали в «лучах славы». Чтобы объединить семью, ему предстояло вырвать сорняки с корнем, и начать именно с самых основ, тех, кто упрямился больше всего. А, эта работа была не для одного года. Истреблять тех, кому Князь когда-то обещал покровительство он не собирался, не было необходимости. Масаны были слишком хорошей боевой единицей, если найти к ним подход, а Советники и так были не в восторге от того, что комиссар строил свою стратегию ведения боя на челов.
— Что тебя беспокоит, фата?
Он прожил слишком долго, чтобы понимать бушующий огонь в чужой душе, чтобы понимать что значит едва заметная вертикальная складка меж тонких светлых бровей и порой задумчивый взгляд девушки, которая иногда смотрела на вино в бокале и словно пыталась решить какую-то непостижимую для себя задачу. Он прожил достаточно, чтобы умело анализировать мелкие детали и делать правильные выводы там, где любой другой упустил бы важное. А последние пол часа Сусанна буквально плавала в мыслях. То была здесь, задавая свои вопросы о мире в Тайном и за его пределами, интересовалась политикой настолько, чтобы это было вежливой беседой двух знакомых больше чем пол часа магов, но все равно оставалась верна своим мыслям,что занимали ее куда сильнее, чем компания нава. Темного это даже не задевало. Ему нравилось это, нравилось тем фактом, что она не поглощена им, не бросилась в этот вечер с головой, забывая о своей гордости или о своем деле. Она разделяла с ним вечер, ужин, компанию, но была верна своим принципам. Это привлекало еще сильнее, это заставляло его изобретать более хитрые способы, чтобы покорить ее сердце. Если бы фата просто шла бы за ним, это было бы излишне скучно, обыденно, пресно. Ее сопротивление, ее характер, ее гордость давали отпор каждый раз, когда он стремился пересечь черту, когда ладонь лежащая на столе невзначай касалась ее тонких пальцев, давая иллюзию случайного касания, словно невзначай проверяя границы. Он вел войну по ее завоеванию очень аккуратно, тонко и хитро. Прощупывал почву там, где еще было неизвестность, но твердо стоял на том, что отбил у ее гордости и нрава. Он завоевывал ее постепенно, располагая и не мешая принимать, а то и диктовать, правила. Это ведь тоже интересно, когда тебе могут дать отпор. А она могла. Сусанна могла очень многое, если бы захотела. Это было видно в ее зеленых глаза, в ее действиях и словах. Поэтому нав и задал свой вопрос. Ему было интересно кто или что его конкурент в ее мыслях, потому что хотелось захватить и эти мысли, не получить к ним доступ, а быть единственной причиной ее «плавания в облаках» как выразили бы челы.

Сантьяга привык к тому, что репутация бежит впереди его самого, как привык и к тому что для большинства жителей Тайного Города он скорее враг нежели друг. Но, нав был уже настолько нейтрален к этим проявлениям чужих чувств, что обращал внимание лишь на те которые привлекали внимание. Он не считал нужным давать реакцию очередной королеве бросающей ему в лицо «Великий Дом Людь не потерпит такого отношения к себе», он пропускал промахи Великим Магистрам, что высокомерно убеждали его, нава, в величие своего Дома [хоть и предпочитали забыть промах с гиперборейцами или как однажды сами пришли на порог Города]. Сантьяга отмечал реакцию, типичную и идентичную для каждого правителя и лишь вежливо улыбался, чем выводил из себя ещё больше. Джентльмен, идеально воспитанный пусть и не типичный в поведении нав был на своем месте, прекрасно ведя дела с самыми упрямыми верхушками Города, и всегда оставался вежливым. Почти как собственный стиль ведения боя, или как личная печать. Темный оставался собой в любой ситуации.
Но, не сейчас, когда его внимание всецело было приковано к одной фате, когда каждое ее движение и каждый взгляд пропускался через профессиональный фильтр восприятия, проверялся на ложь, и не находя ничего кроме гордости и кокетства, он отпускал контроль, чтобы через фразу-две вернутся к привычной манере и даже не замечать этого. При его статусе в Городе, сложно убрать ряд привычек въевшихся под кожу, ставших столь же его природой, как и энергия темного источника, которая питала каждого нава и вассальныю семью, которая дарила защиту и надёжность своим. Даже сейчас, темная энергия мирно бежала по венам, смешанная с черной густой кровью и бережно обволакивала сердце своего сына, словно стремясь уберечь его от очередного промаха, от чувств, которым суждено вновь принести ему боль. Сантьяга это знал, понимал, но не желал удерживать себя на краю пропасти, где внизу его ждали острые скалы времени, боль от разлуки и снова попытки закрыться от мира. Он не хотел. Возможно, даже не пытался, позволяя себе быть немного более живым, быстрым на решения и отчаянные шаги. Не стремившийся рассчитать каждый следующий шаг, он просто жаждал быть здесь и сейчас, отдыхая телом и умом в компании той, которой выпала честь запчасть в душу неправильного нава.
Слушая слова Сусанны, он в задумчивости перебирал пальцами пустоту, прощупывая нити энергии, саму энергию за столиком. Мирно настроенная фата испытывала ряд затруднений, в чем он ее не обвинял. Это всегда сложный выбор доверится врагу. Но, предлагая ей сейчас возможность высказаться он не намерен был обернуть услышанное против перспектив фаты, не собирался использовать эту информацию во благо своего Великого Дома, потому что чувствовал, ему доверить хотели отнюдь не государственную тайну, а лишь сложную дилемму. Поэтому, он слышал, а когда над столиком повисла тишина, лишь перевел взгляд на зелёную даму, мягко ей улыбнулся и перевернул ладонь, кладя ее тыльной стороной на стол, демонстрируя обманчивую беззащитность. Тьма готова была сорваться боевым арканом в случае необходимости или угрозы извне, тьма желала познакомится с энергией Колодца Дождей, пусть он уже и каким бывает результат этого контакта.
— Сусанна, — в голосе нава звучало спокойствие, совет, который он ещё не произнес, который даже не сформировал в уме до конца. Это был совет друга, что более опытен в создании арканов и заклинаний, в артефактах и батарейках. Это должен был быть совет друга, но, высока была вероятность и того, что в этом совете будут нотки влюбленного, стремящегося помочь. Сантьяга не боялся навредить своей помощью. В конечном счёте, он точно знал, для следующей удачной интриги во имя Нави время ещё не пришло. — Боюсь, то что ты предполагаешь, физически невозможно.
Разные энергии разных источников всегда конфликтовали между собой. Один генетический код не мог перестроится для принятия энергии иного генетического кода. Это были основы Тайного Города, то чему учат в школах у Зелёных, то что рассказывают детям чуды, и о чем очень внимательно слушают наследники шасов. Энергия будучи самым ценным ресурсом не поддается подделке, замене на более приемлемый аналоги или на отказ от нее в ходе открытия много источника. Золотой корень был под четким надзором семьи хван, магические источники челов были успешно разрушены ими же, поэтому оставалось лишь три варианта получить энергию. Колодец, амулет и темный, никому неизвестный. То, что предполагала фата было невозможно. Нав сам потратил не один год изучая влияния одной энергии на другую, и знал что, не вдаваясь в самые мелкие детали, мог воспроизвести тот эксперимент, который пыталась провернуть фата. Между длинных тонких пальцев нава пробежала черная искра, обретая более плотную связь нитей, становясь плотнее, пока не заплясала черным пламенем на ладони. Пламенем, что не обжигало своего носителя. Тьма плясала свой извечный танец, привлекая к нему свет, что ютился вокруг, свет со скатерти, словно тот мог встать и прильнуть к ней. Эта крупица энергии была свободна до тех пор, пока темный ее не заберёт обратно, или не развеет в сумерках этого романтичного вечера.
— Смею предположить и даже утверждать, что ты не учла некоторую форму энергии, — пламя стало тяжелее, комиссар добавил в него больше энергии, но не дал разрослись, сохраняя габариты. Проследив за взглядом фаты и убедившись, что она внимательно следит за экспериментом, темный почти полностью втянул энергию, делая танцующий силуэт почти прозрачным. — Вполне вероятно, что в изначальных расчетах вкладывалась необходимость в элементе питания, тогда тебе понадобится особого форма батарейка, умельцы из Торговой Гильдии с удовольствием примут в разработку заказ на эксклюзивный носитель зелёной энергии.
Он легко ведёт пальцами и чёрная энергия пропадает между пальцев, обнимает их прежде чем трансформироваться в красивую черную лилию. Черную от края длинного  среза до кончика нежных лепестков. Темный подвешивает цветок в воздухе толкая его в сторону избранницы. Это не попытка показать, кто из них двоих более искусен в управлении тем, что дано природой, ведь нав понимает — на его стороне преимущества в несколько тысячелетий практики в боевой и мирной магии. Это самый настоящий комплимент темного к зелёной, признание ее красоты. Комиссар прекрасно был осведомлен о том, как разные челы расценивали сей цветок, но, для магов, кто жил задолго до господствующей расы их символизм был чужд. Даря Сусанне лилию цвета ночи, Сантьяга признавал ее, фаты, красоту, ее очарование и расписывался лишь одним цветком в собственном интересе к ней, и в немом вопросе «свободно ли твое сердце, фата?» потому что поиски не увенчались успехом. Он знал, что она официально одна, неофициально посвящает слишком много времени экспериментам и изучению разных наук, словно уже сейчас готова стать преемницей Королевы, пользуясь ее благосклонностью. Но, о личной жизни фаты было известно катастрофически мало. Пожалуй, он знал одно — она не обременена браком, что темный расценивал не иначе  как собственное везение. При ее потенциале и положении в Зелёном Доме, фата вышла бы замуж за главу Домена, что битву за ее сердце прилично усложнило бы. Впрочем, ему и так предстоял не простой бой за нее. Это нав чувствовал уже сейчас. Но, пока что он ждал от нее ответа.

Ночные сумерки опустившись на город, поглотили его вступив в вечное сопротивление природы и технологического прогресса, ту войну которая всегда очаровательна в своем проявлении, и привлекательна. Бескровное противостояние, имеющее свое очарование в каждое время года ,из года в год, ведь технологии в итоге возьмут верх. Ему нравится наблюдать за этим процессом, но еще больше ему нравится наблюдать ту, что рядом. Фонари залили улицы мягким и лёгким теплым светом, словно он и правда дать тепло согрев ищущего это самое тепло. Сантьяга знает это лишь иллюзия тепла, его подмена тем, кто слишком устал скитаться в ночном холоде. Но, двоим, что смотрят друг на друга, не нужен этот обман. Им двоим нужна истинность чувств, из чистота в первозданном виде, поэтому он открывает портал, настроив его на безлюдный берег, куда и сбегает пара общающаяся до этого за столиком на балконе у его святейшества Папы Римского, что служит человскому Богу, не ведая и десятой доли устройства мира и его сложности, механизмов воздействия на толпы, по мимо религии и мифов. Впрочем, это не его дело, темный давно самоустранился из религии челов, согласно договору с Пустошью, чтобы не нарушать договор и не давать тем повод загнать Тайный в еще более жестокие рамки.

Ночь здесь почти что господствует, пьяная от своей власти, пьяная от нейтральных брызг морской волны, набегающей на берег, с жадностью облизывающая светлый песок и зазывая в свои объятья каждого смельчака, который способен бросить вызов этой стихии, силе воды, которая при должном количестве времени даже камень сточит низведя его до уровня печка. Но, едва на пляже появляется эта пара, море становится как будто тише, повинуясь той, которая всегда имела власть над природой. "Властью данной мне землёй" так начинается один из мощных арканов дома Люд и Сантьяга наблюдая за Сусанной убеждается, что так оно и есть. Ему же остаётся привычная и такая родная темнота "Властью данной мне тьмой" вторит мысленно он аркану зелёной, которая даже не сплела его ещё на кончиках тонких пальцев. Ей нет необходимости даже плести этот аркан, как и ему произносить свой. Они одни из лучших представителей своих Домов. Одни из тех, кто понимает многое в этом мире без слов.
А еще они слишком разные, чтобы хотя бы попытаться быть вместе. Но в этом тоже шутка Спящего, жестокая и не справедливая. Впрочем, есть ли вообще в поступках его справедливость относительно тех, кого он создав не смог уничтожить и обрёк на выжигание далёким Солнцем их мира? Сантьяга сомневается в том, что Спящий вообще жаждал видеть создания из кошмаров в своих прекрасных и радужных снах, но они пришли в этот сон, свергли когда-то его любимых детей и показали несовершенство света, завоевав мир для себя, выдохнул с облегчением там, где им не грозило уничтожение и преобразились ради этого мира, приняв его красоту. Этот мир дал многое науки, как и те давали ему снова и снова, помня об одном: движение это жизнь. Они двигались. Налаживали торговые каналы, дали покровительство шасам, приняли под свое крыло беглых масанов, чтобы в последствии получить от них удар в спину, не успев как положено подготовится к их кровавому пиру, но до этого вынужденные пусть и от рук людов, потерять все и скрыться в городе построенном такими ненавистными асурами.
Но сейчас, глядя с мягкой улыбкой на бесовство фаты он думал не о замысле Спящего и не о судьбе Нави. Комиссар думал о том, что дочь зелёных ведьм прекрасна, лаконична и до нельзя хороша. Даже на этом пустынном берегу, где лишь песок и набегающая на него морская волна, она была самым очарованием, искушением для темного, который сделав шаг на встречу вновь замер. Красотой принято насладиться издали, впитать все ее оттенки и разгадать шалости прежде чем оказаться совсем рядом и поймать вызов, который будет. Сантьяга знает об этом. Знает потому что он всегда приходит. Вызов его мастерству, вызов ему как магу. Нет, не как боевому магу. Тут иное. Вызов ему как мужчине, который осмеливается бросить лишь сильная женщина, зная и чувствуя — ее вызов поймают, примут и последуют за ним. а Сусанна сильна, не только по магическому потенциалу, не только потому что ей уготовано место жрицы и не только потому что однажды она может стать той, перед кем даже он, ненавистный всем нав, будет склонять голову в поклоне и называть "ваше величество". Сусанна сильна как сильна лишь женщина знающая о своей силе, о своей красоте, о своей особенности. Поэтому, темный ждет этот вызов, чувствуя его приближение.
Он оказывается рядом с ней быстрее чем секундная стрелка переместилась по циферблату мировых часов. Высший боевой маг своего дома, проклятый нав костью в горле вставший другим домам, оказывается рядом с людой быстрее мгновения, используя заложенные в него самим Спящим навыки бойца, гарки что всегда усилен магией. Может, он и не носит черных одежд, традиционного обмундирования войска Темного Двора, это не отменяет факта того, что он сам когда-то был и на веке останется одним из стрел тьмы, на которые может рассчитывать Князь, которые тот может послать в цель и знать что они ее достигнут. Но, этой цели, ее вызова, признания и зова не было в списке целей Князя Темного Двора, ему вообще не до простых интриг влюбленного сердца, его думы заняты будущим Нави, его мысли все там, о том, куда направить развитие своих стрел, чтобы те не были застывшими во времени и не забывали что движение это жизнь. Он оказывается рядом с ней быстрее чем позволено просто наву, но он никогда и не был простым, он всегда лучше, быстрее. Пальцы касаются лепестка черной лилии и заплетаются в ее светлые волосы. Кончики пальцев чувствуют в ней иную магию, ощущают как та буквально противится его наглому вмешательству, но раз коснувшись ее, Сусанны, Сантьяга словно одержим этим касанием и не может не тянуться к ней вновь. Черное и зеленое. Белое и зеленое. Не сочетаемые в любом спектре и в любом направлении. Неправильные, дерзкие, наглые, прекрасные.
— Я просто ждал, пока ты позовешь, фата.
Тихо произносит темный, слыша как даже ветер замирает, опасаясь нарушить из единение, нарушить их сумасшествие, когда чуть подавшись вперед, нав мысленно посылает к Спящему все правила, все устои и даже собственное знаменитое воспитание лишь для того, чтобы сорвать с ее чарующих губ поцелуй, чтобы почувствовать как зелень способна уступить натиску тьмы, подчиниться и в этом подчинении обрести новую силу и новую власть. Они не два мага своего дома. Не сейчас уж точно, когда его пальцы нежно скользят в золоте ее волос, поправляя стебель черной лилии, а поцелуй, хоть и короткий, но пьянит не хуже хорошего вина, выдержанного по всем правилам. Сейчас, на одиноком пляже, под шелест волн моря они двое, мужчина и женщина, влюбленные в друг друга, но еще не нашедшие в себе силы или смелости эту влюбленность признать. Впрочем, сорванный в наглую поцелуй это намерение нава, которое он заявляет, это его желание и его зов, его предложение, которое остается лишь принять. Отказ не для Сантьяги. Он не привык к ним. Да и нужно ли отказываться, когда он буквально чувствует далеко не его.

Сантьяга крутил в руках черную лилию и усмехался. Но даже Спящему не дано было понять что было в это усмешке больше горечи или победы, сладкое предвкушение новой встречи или принятия поражения. Сантьяга просто крутил в рука цветок, улыбаясь черным лепесткам соцветия, перекатывал хрупкий степень меж длинных тонких пальцев и смотрел на цветок но глядел дальше него, дальше замкнутых на край стола ног в светло-серых брюках. Комиссар смотрел дальше своего кабинета в воспоминания прошедшей ночи, в которой многое осталось на шатком положении своих позиций.
Остался без ответа его порыв и поцелуй, касание непозволительной дерзости тьмы посягнувшей на прелесть зелёного очарования. Сусанна не просто отстранилась от него, чтобы заглянуть в глаза, она нашла в себе силы выпутаться из чар объятий, шагнуть назад, словно это помогло бы откатить само время и задала самые важные вопросы, на которые он сам был не готов отвечать вот так просто. Нет, врать он не собирался. Не тогда и не той которая покорив его в первое же мгновение не отпускала до сих пор. Он не хотел ей врать о красивой вечности на двоих проведенной вместе, хотя бы потому что эта самая вечность у каждого из ни была своя. Век Людь короток, как бы длительным не казался им самим. Но, что есть что пятьдесят или двести лет против его тысячелетий? Насколько колоссальным кажется этот разрыв во времени, когда затронуты интересы сердца, а не своего Великого Дома. Он не хотел отвечать на эти вопросы самому себе, потому что стоит капнуть глубже в это неизвестное, как вскроются старые поражения  на этом же фронте любви. Пожалуй, именно эти сражения никогда не удавалось выиграть темному. Даже если несколько битв оставались за ним, исход всегда был идентичен — он оставался в одиночестве. Его собственная вечность жизни затмевала все, его молодость перечеркивала любую страсть. Сколько он мог пообещать Сусанне в замен тех жертв на которые она могла пойти ради него? Сколько он готов был поставить на карту ради той, кому пророчили королевский титул? Десять лет? Двадцать? Сто? Будет ли достаточно для неё этих лет в качестве компенсации? Хватит ли ей его, взбалмошного мальчишки, любви чтобы не сожалеть об упущенных возможностях, о потерянном статусе, и лишениях на которые ее обречет родной Дом за пагубную и порочную связь с темным, которому не место на пороге их дворца?
Сантьяга крутил в руках тонкий стебель черной лилии, символ невинности нежности и чистоты, и смотрел в его соцветия, вспоминая ее улыбку, ее смех. Он вспоминал в подробностях тот взгляд которым одарила его фата едва отстранившись от него. В нем ведь не было осуждения, или ужаса. Да, мира перед неизвестным что страшит все, даже его привыкшего смотреть упрямо вперёд, но он готов был к тому, на что толкал ее. Готов был оказаться за ее спиной, чтобы поймать когда она доверившись откроется назад, готов был поддержать, чтобы обнимая утешать. Он готов был на компромисс со многими своими правилами и устоями, с обещанием больше не любить представителей других домов потому что всегда больно, если она доверится.
Без ответа остались немые и громко звучащие вопросы почти укором летящие в его сторону. Он ей мог дать себя. Отдельно от Темного Двора, вне рамок комиссара. Дать многое из того, что наполняло его сердце, буквально искупать ее в том ощущении нужности и нежности, что переполняли его с момента их встречи, с момента как только он ее увидел там, у башни едва не позабыв о самой главной цели визита к строению созданному челом и для челов. Сантьяга мог стать ей опорой. Отбросив в сторону работу, долг, необходимость строить интриги и формировать заговоры. Он ведь так и ответил ей там, на берегу моря, когда она смотрела в глаза ища в них ответы на свои «зачем». В момент их встречи он не думал о том, что увлекшись очаровательной фатой, уводит у Зелёного Дома кандидатуру в королевы. Тогда, его привлекла ее красота, ее не вписывающийся в повседневность Тайного Города наряд, ее открытость и улыбка. Тогда он, как и любой другой мужчина, был очарован ее женственностью. Именно это он увидел в ней. Не силу фаты, не потенциал и возможный титул жрицы и королевы. Он видел в ней женщину до сих пор и относился к ней так же. Только так, только честно признавая ее женственность и хрупкость. Уж темный то знал, что фатой становится не каждая, а разобравшись в ее истории и смотря в глаза он видел силу, внутренний стержень, который дал ей возможность отстраниться и уйти гордо держа осанку. Уйти с того побережья победительницей оставив ему поражение и пряный вкус ее губ.
Крутя в рука стебель черной лилии Сантьяга размышлял и о том, что именно значит этот жест. Возможно ли его интерпретировать как финальную точку увлечения, красиво начавшегося романа который она решила закончить до того как грянет точка невозврата или все иначе. И нужно воспринимать цветок как приглашение к новому как вызов к новым целям. Сусанна могла себе позволить оба этих выхода. Если в ней взяла верх гордость дочери Люд если она решила идти в карьере до конца, то она могла таким образом попрощаться с ним, призвать не искать встреч, не пытаться заговорить когда в очередной раз увидит ее на приеме или торжестве в Зелёном Доме куда его обязательно пригласят потому что так гласит этикет. Она могла позволить себе оставить нава ни с чем, с той победой что обернулась поражением. Она  и м е л а  на это всякое моральное право. Вот только такой отказ не устраивал самого мужчину. Он признавал за ней это право но хотел правду в лицо, хотел услышать лично, а не по средству цветка, в котором не было ни капли магической энергии, ни одного скрытого артефакта или послания. Темный проверил его на это в первую очередь, когда взял в руки. Но, цветок был нем, молчаливо взирал на него в ответ черными лепестками и ловил свет лившийся с окна, не отдавая в ответ ничего кроме сладкого аромата. Хрупкий цветок в котором тоже была сила. Но, с другой стороны, мужская гордость хотела, жаждала, чтобы это было иначе, чтобы цветок был приглашением, вызовом завоевать ее, вызовом забрать из дома в котором слишком мало достойных ее уровня. Он знает об этом, знает как сложно порой магу найти понимающую и равную по силе душу. И если это зов, то он обязан ответить на него, обязан забрать, окутать чувствами, дать заботу равного о равной, позволив забыть о том, что она фата, а он комиссар враждующего Дома. Зелёный прекрасно смотрится на темном.
— Ортега, — он резко подаётся вперёд, аккуратно кладет цветок в созданный заклятием материализации тонкую и изящную стеклянную вазу и сняв трубку знает, на том конце помощник уже готов сорваться в путь, в любом направлении. — Сегодня есть какие-то важные встречи?
— Нет, комиссар, — с готовностью отвечает темный, и нав кивает самому себе.
— Тогда до конца дня я не доступен. Текущие вопросы решай без моего вмешательства.
Он кладет трубку раньше чем помощник успевает ответить согласием и погружается в долгое раздумье, после которого открывает портал. Темный вихрь подхватывает черную лилию из вазы, которая тут же расплывается в пространстве и покидает кабинет. Сегодня он более не доступен для решения вопросов Темного Двора.

— Нам надо поговорить.
Вынырнув из ночной темноты, мужчина мягко улыбается той, которую не хотел пугать, но кажется, искры на кончиках ее пальцев это боевой аркан. Темный умеет сливаться с тенями домов, все же это его стихия и даже светло-серый костюм не помеха для него. Сделав шаг на встречу, он ступает в бледный круг от фонаря и мягко ей улыбается демонстрируя свободные руки. Замершая в длинных пальца черная лилия не в счёт, она не способна нанести вреда ни физического, ни морального. Эта почти та лилия, которую он получил от неё сегодня утром. Разве что уже не живая. Та осталась дома. Там где ее не тронет время, подпитанная каплей магической энергии, чтобы дольше сохранила свою красоту и хрупкость. В руках комиссара Темного Двора была полная ее копия выполненная из темного стекла, не обсидиана. Он может и был очарован фатой, но самоубийцей никогда не был, чтобы дарить оружие против себя самого.
Когда искры на ее кончиках пальцев гаснут, он протягивает ей цветок. Поймать даму у ее дома это отчасти моветон, но он не решился шагнуть на ее территорию и ждать там. А здесь, укрытые моментально наведенным мороком, они могли беседовать хоть часами. Ни один сосед из ряда челов не найдет повода с укором посмотреть на девушку невероятной красоты, а маги здесь, если верить магическому сканированию, не очень-то и обитали. Он достал из кармана небольшую пирамиду и активировал ее. Теперь их не могли даже услышать.
— Я хочу услышать.
И не слово больше.